Прогнал сон Гавря, поднялся. Подумал: отчего привиделось такое? И вспомнил, вчерашним вечером в княжьих хоромах, в людской пришлый нищий гусляр пел о славном Козельске-городе, о защитниках его, какие бились целую неделю, отбивали полчища ордынцев от городских стен.

Вышел Гавря из гридницы, двор княжеский уже пробудился. Из конюшен отроки выводили коней на водопой, у поварни дюжий мясник, ловко орудуя огромным ножом, разделывал тушу кормленого кабана. В открытую дверь видно, как в печи горит огонь и повариха, толстая Агашка, колдует у казана.

Подхватил Гавря деревянную бадейку, побежал к роднику за ключевой водой для князя.

Неожиданно вспомнил слова, которые слышал от Тамерлана во сне: «Твоя Нюшка женой моей будет!»

Подумал зло: «Врешь, Хромец, не отдам я те никакой Нюшки, мне она Богом дана…»

К удивлению Всеволжского, звенигородский князь принял его и даже словом не попрекнул. Не вспомнил, как тот за молодого Василия перед ханом вступился.

Выслушав боярина, сказал:

– Дам я те, Иван Дмитриевич, земель с селами и деревнями на прокорм. Служи мне, о прошлом не вспоминай. Один раз на молоке обжегся, дуй на воду. От племянника моего и от невестки ни к чему было добра ждать. Сам ведаешь, как она меня с сыновьями оскорбила. – А чуть погодя добавил: – А дочь твою замуж отдадим, коли пожелаешь. Стройся, боярин Иван, эвон, место за собором Успенским, белокаменным, одноглавым. Коли не желаешь, бери у реки Сторожки, неподалеку от Саввино-Сторожевского монастыря. Там благостью веет…

Так и поселился боярин Иван Дмитриевич Всеволжский в Звенигороде, на землях князя Юрия Дмитриевича…

Однажды вспомнил о нем великий князь московский Василий. Не явился боярин на Думу, князю и донесли: покинул Всеволжский Москву, в Звенигород перебрался. Удивился Василий, однако вспомнил, как обидел боярина обещанием своим.

Но вскоре забылось все, а тут ко всему свадьбу сыграли, на княжне Марье Ярославне женился великий князь московский Василий Васильевич.

Однако рана сердечная дает знать боярину Всеволжскому. Посмотрит на Алену, сердце кровью обольется. Хорошеет его дочь, но пустоцветом распускается. Нет у нее любви, и кому она нужна теперь, молвой людской ославленная?

Как бы дорого дал ныне боярин, коли б вернуть те дни, когда обещал он поспособствовать князю Василию сохранить место великого князя московского. Ему, боярину Всеволжскому, там у хана встать бы на сторону Юрия, князя звенигородского.

Ан нет, и кому ноне пожаловаться?..

* * *

От яма к яму32, ордынцами установленными, бездорожьем, усыпанном первой порошей, гнал коня оружничий тверского князя Бориса Александровича. Вез Гавря грамоту рязанского князя Ивана в Тверь. Писал князь Иван Борису ответно, что рад бы заодно навсегда с Тверью стоять, да Москва к Рязани ближе и уж издавна, еще со времен Калиты, Коломну рязанскую отхватила.

И ко всему, коли ордынцы набегут на Русь, то первыми копыта их коней застучат по рязанской земле…

Гавря с князем Иваном согласен. Зимой Русь от ордынцев не ждет набегов. Зимой Дикая степь покоится под снегом и от бескормицы, падежа коней, от морозов и метелей ордынцы не воинственные…

Зимой в степи уныло. Голодные волки подходят к становищам, воют тоскливо, скот режут и почти не боятся человека.

Скачет Гавря, пластается конь в беге и мысли у оружничего тоже скачут. О чем он только не передумал в дальней дороге, но чаще всего о Нюшке. Прикроет глаза – и вот она, рядом.

Но отчего на душе у него тревожно? Откуда она, эта тревога? Неужли нежданный приезд в Тверь молодого кашинского князя Андрея, родственника князя Бориса.

Вечером в трапезной увидела Нюшка красивого Андрея, сказала Гавре:

– Поглянь, экой статный и пригожий князь. Вот за ним побежала бы без оглядки…

Сказала и того не заметила, какую рану нанесла Гавре. С той поры и задумывается он над ее словами.

Ко всему, не женат кашинский князь… Стороной миновал оружничий Москву, не свернул и к Звенигороду, спешил в Тверь…

Гнал коня Гавря, о Нюшке думал, а в то время кашинский удельный князь, покидая Тверь, увозил с собой Нюшку. Князь Борис только и спросил ее:

– По своей ли охоте отъезжаешь?

Кивнула Нюшка: по своей, дескать. А боярин Семен укорил:

– А Гавря-то как?

– Что Гавря, коли любовь к князю Андрею превысила.

Не видел всего этого оружничий тверского князя, слов Нюшки не слышал. Коня торопил, ждал встречи с Нюшкой.

* * *

Боярин Всеволжский поди и позабыл, коли б беда не нагрянула, что в родстве он с тверским боярином Семеном.

Тому больше десяти лет, как брал Всеволжский в жены сестру дворецкого. Вскорости в родах умерла она, оставив Всеволжскому малютку дочь Алену.

Росла она, радовала Ивана Дмитриевича и красотой, и умом. Но вот случилось, что отверг Алену князь московский Василий и как быть теперь?

О Твери думал боярин Всеволжский, однако понимал, не станет князь Борис портить отношения с Василием из-за него, решил в Звенигород податься.

Теперь, когда князь Юрий Дмитриевич принял его, вспомнил и о боярине Семене. Мысль закралась, а не напомнить ли дворецкому тверского князя, что в Алене и его, боярина Семена, кровь есть?

Не один месяц о том думал, особенно когда убедился, что нет на его дочь видов ни у кого из бояр.

– Ославил, ославил Василий Алену, – говаривал Всеволжский, – эвон, как ноне от меня бояре рыла воротят.

И начал Иван Дмитриевич готовиться к поездке в Тверь под предлогом на торжище тверском побывать, а заодно завернуть к боярину Семену. Наказывал дочери:

– Ты, дочь моя разлюбезная, готовься, поедем в Тверь, пора бы и боярина Семена навестить. Поди и не помнишь его. Да и я к стыду своему позабыл, какой он есть. А жену его никогда не видывал… Вот дождемся весны, оживет торжище тверское, людом восполнится, гостями восточными, товаром дивным, парчой да шелками. Подберем те, Аленушка, купим, чтоб сердцем возрадовалась.

* * *

Темнело быстро. мороз начал забирать. По всем прикидкам Гаври до ближайшей деревни, где изба дорожного яма, верст десять оставалось.

Конь шел шагом, да Гавря и не гнал, в темени не засекся бы о какую корягу.

Стучали копыта о мерзлую землю. Конь шел, пофыркивая, и княжий оружничий под его ровный шаг подремывал.

Виделась Гавре Тверь, Кремник, храм соборный и строения, дворец княжий, терема, избы. Хотел увидеть дом, какой ему возвели, ан, в кузнице очутился. Попытался вспомнить имя кузнеца, да из головы вылетело.

«Господи, – подумал Гавря, – да как же зовут его?»

Напрягся, однако, на ум так и не пришло.