В общем, если бы царское или временное правительство принялихотя бы тысячную часть предупредительных мер по борьбе с оппозицией, принятыхнашими советскими, партийными и карательными органами перед неслыханным, первымв истории СССР голосованием «против», то Октябрьской революцией даже не запахлобы на просторах одной шестой части света…

Спецкомиссии между тем разрабатывали предложения подепопуляризации личности Боронкова федора Кузьмича после его триумфальногопротивопоставления своей персоны планам партии, планам народа. Готовилась кпечати автобиография героя дня, где он прямо и откровенно признавался в наличииу него с некоторых пор оппозиционных настроений, в алкоголическойнаследственности, прослеживаемой до пятого колена, и в регулярной ловлеразличных вражеских голосов, успешно заглушаемых нашими славными дезинформаторами.На Нижне-Тагильском металлургическом комбинате уже репетировался митинггневного протеста против антитоварищеского поведения федора Кузьмича,получившего наказ избирателей добиться в Москве улучшения снабжениянижне-тагильцев продуктами первой необходимости, а вместо этогозакапризничавшего, завыебывавшегося и впавшего в беспартийные амбиции. Ну, агазетных заголовков, транспарантов со словами «Боронкову – наше гневноенет!!!», «Никому не сокрушить монолитного единства партии и народа» и прочейхреновины заготовлено было превеликое множество…

После заседания планировался дружный уход всех депутатов изГеоргиевского дворца. федор Кузьмич должен был в полном одиночестве растеряннои тупо смотреть в глаз телекамеры, пока диктор не скажет: приглашаем вас,дорогие товарищи телезрители, посмотреть хоккейный матч между… Тут федорКузьмич по замыслу режиссеров расплывался, постепенно превращаясь в клюшку, апотом в шайбу и в лед.

В общем, гражданин Гуров, за день до открытия сессии, когдауже начали съезжаться в Москву депутаты и им выдали талоны в бесплатныйресторан, в закрытые промтоварные магазины и по одной ондатровой шапке на душу,страна наша находилась на пороге новой жизни, а ее вожди в прединфарктномсостоянии. Суслов харкал кровью и готовил самолет для бегства в Китай. Лубянкуи Старую площадь лихорадило.

Тут скончалась от физической невозможности продолжать жизньна сцене дублерша Боронкова актриса Яблочкина. Текст своей последней роли онаунесла в могилу.

Сам Боронков находился в это время в полнейшей изоляции отмира. Ему прокручивали кинорепортажи, заснятые нашими агентами на заседанияхразных парламентов, кнессетов, фолькетингов, конгрессов, стортингов, дансингови прочих форумов буржуазной лжедемократии. Натаскивали, разумеется, как надо вестисебя перед голосованием «против». Недовольно дергать ножкой. Пожимать плечами.Саркастически лыбиться. Иронически выкрикивать «браво». Прерывать речи вождейправого крыла выражением «а уж это, батенька, не лезет ни в какие ворота!». Атакже говорить про себя различные грубости в адрес руководителей правящейпартии, правительства и мысленно глумиться над их святынями и идеалами. Зачетыпо всем этим делам Боронков сдал блестяще.

Когда оставалось несколько часов до открытия историческойсессии, первого, единственного и величайшего оппозиционера могущественнойсверхдержавы, депутата Верховного Совета СССР от Нижне-Тагильскогоизбирательного округа привезли в автофургоне с надписью на борту «Пейтетоматные соки!» в кабинет всесильного Никиты. Стол его, говорят, был заваленсводками о состоянии здоровья руководителей республик, высшего генералитета,обкомовских и райкомовских работников и прочих урок помельче. Состояние ихздоровья было ужасным. Многие сутками не выходили из кабинетов, и самые мощныемикрофоны улавливали беззвучный, казалось бы, вопрос, исходивший от всегосущества повергнутых в уныние чинов: а дальше что?

Так чувствовали себя, вероятно, самые чуткие к изменениюатмосферного давления и тектоническим сдвигам кошки перед последним днемПомпеи. Поэтому в Помпейских развалинах до сих пор не было найдено ни одного,буквально ни одного кошачьего или котеночкиного скелета. Естественнопредположить, что почуявшие беду кошки сделали все, что было в их силах, дляспасения себя и своих детей от ужасного, неумолимо приближающегося к стенамбедной Помпеи катаклизма.

Только не надо со мной спорить, гражданин Гуров! Не надо! Вычто, полный дебил и кретин? Вас действительно больше всего на свете интересует,на самом ли деле кошки были единственными из спасшихся в Помпее тварей, или всеэто злая сатира? Больше вас ничего не интересует, бесчувственное животное?..Ах, просто кошку свою вы боготворите, потому что она, в свою очередь, любит васмистически и беззаветно… Вот как. Тут есть над чем подумать, есть, но продолжим,и не перебивайте меня, сука вы эдакая!

А дальше что?., А дальше что? .. А дальше что?

Никита включал магнитофон «Сони» и до него доносился этотунылый вопрос, тысячеустно произнесенный в разных концах нашей необъятнойродины остро и тоскливо чуявшими глухое шебуршение злых тектонических силпартийными придурками и воротилами вроде вас. Только одного «против» выопасались, как маленького клинышка, вбитого в трещинку монолита и начавшего темсамым пусть медленное, пусть неприметное иному оку, но все же неотвратимоеразрушение вроде бы неразрушимой громадины, под тяжестью которой задыхаются исилы, и дух многих народов! Наложили в штаны, завоняли, затрезвонили другдругу, завздыхали в душной истоме тревог и печали: а дальше что? .. А дальшечто?

Началась, кроме всего прочего, после утечки информации оготовящемся событии серия самоубийств некоторых материально ответственных лиц сбогатым воображением. Все они, благоденствующие полвека в коррумпированнойсверху донизу структуре государства, живо представили свое сирое и скорбноебудущее после исторического голосования Боронкова «против»… Огромная странастояла, пользуюсь тут, извините, гражданин Гуров, выражением Швейка, на граниполитического, экономического и морального крахов.

А когда Громыко поэтично обрисовали трагические картиныраспада огромной Советской Империи, неизбежно наступившего после акцииБоронкова федора Кузьмича, проголосовавшего «против» на глазах всего мира,изумленного и обнадеженного этим героическим, открывающим огромные перспективышагом, то Громыко, говорят, подумывал о петле. Он сидел на Смоленской площади,молчал, а в кабинете Никиты то и дело звучал усиленный мощной аппаратурой,трансформирующей красноречивое молчание в звуковые колебания, внутренний голосминистра, и доныне таскающего по лестницам и континентам свой портфель,несмотря на фантастические провалы внешней политики: а что же дальше? Воттут-то и втолкнули в кабинет Никиты Боронкова федора Кузьмича, шепнув емупредварительно, чтобы отвечал на все вопросы правдиво, весело и непринужденно,и ни в коем случае чтобы не вздумал посылать Никиту Сергеевича в жопу: онБоронкову не директор металлургического комбината, он стойкий марксист-ленинец,а также победоносец над драконами Иосифом Виссарионовичем и Лаврентием Палычем.

– Ладно. Постараемся, – будто бы шепнул в ответинструктору ЦК Федор Кузьмич.