церемонии гроб с процессией отправился на кладбище в полукилометре от церкви. По обеим сторонам улицы стояли люди, а у открытой могилы полиция оцепила большое пространство, чтобы ближайшие родственники и друзья могли попрощаться.

Время молчаливых кивков закончилось. Теперь надо поработать локтями. Этими методами я владел лучше Севеда. Внезапно я очутился в первом ряду у самой могилы.

Я внимательно следил за людьми, которые подходили к гробу, что-то бормотали себе под нос и бросали в могилу цветы. Взглядом я обшаривал толпу, ища Альфа Экмана.

И тут я вздрогнул. Лицо, промелькнувшее по другую сторону от могилы, показалось мне знакомым. Протолкнувшись на еще более выгодную позицию, я удостоверился почти на все сто. Попытался вырваться из группы стоявших рядом, чтобы приблизиться и убедиться окончательно, не сводя глаз с полускрытого лица. Но вот человек показал лицо целиком – на десятую долю секунды наши глаза встретились. Теперь я точно знал:

Бенгт Хоканссон пришел принять участие в похоронах!

Лицо скрылось, и я ощутил движение в рядах стоявших поблизости. Всего несколько секунд – и он бесследно исчез. Я осознал, что преследовать его невозможно.

Когда похороны закончились и людской поток потянулся обратно к центру, я безвольно последовал вместе с ним. По старой привычке я зашел в редакцию, где меня дожидался Торстенссон.

– Им что-нибудь известно?

– Ничегошеньки. С тех пор, как Экмана отпустили, о нем ни слуху ни духу.

– Ну, теперь его песенка спета, – констатировал я. – Не явиться на похороны собственной жены – это уже слишком. Даже если она сто раз была беременна от другого.

– У тебя есть ко мне еще задания? – спросил Курт, поглядывая на часы. – Понимаешь ли…

– О’кей, беги на свое свидание, – проговорил я, ощущая себя стариком. – Сегодня мы уже никуда дальше не продвинемся.

Мне же торопиться было некуда, так что я еще посидел в своем кабинете. Мои мысли крутились вокруг Альфа Экмана. Собирался встретиться с товарищем по школе. Прогулял похороны.

Взяв себя в руки, я вышел из редакции, побродил немного по пустым по случаю субботы улицам. Остановился перед почтамтом. Может быть, сослуживцы смогут дать объяснение странному поведению Альфа?

Мы часто заходили по вечерам с заднего входа, чтобы забрать последние новости, поэтому моему появлению никто не удивился.

– Я ищу Альфа Экмана. Кто-нибудь знает, где он?

Веснушчатый трезвенник, с которым я уже встречался ранее, мрачно посмотрел на меня.

– С тех пор как его отпустили из полиции, о нем ничего не слыхать. Впрочем, с таким же успехом он мог бы там и остаться.

– Заткни варежку, придурок, – буркнул более преданный Альфу Экману синий комбинезон, стоявший чуть поодаль. – Альф отличный парень, не смей нести про него всякое дерьмо.

– Сейчас его, по всей видимости, нет на месте, – вставил я.

– Про его личную жизнь нам ничего не известно, – с достоинством ответил синий комбез. – Он взял отгулы до конца месяца.

Больше сослуживцы ничего не знали. Из чувства долга я спросил, есть ли письма в газету, и после этого смог со спокойной совестью удалиться.

Перейдя наискосок улицу, я зашел в наш подъезд. Остановился на первом этаже перед дверью с табличкой «Бенгтссон».

С утра четверга, столь богатого событиями, я ни разу не переговорил с Дорис. Существовала вероятность, что гроза еще не совсем миновала, но я решил рискнуть.

Она открыла мне с улыбкой, тут же угасшей, едва она увидела, кто пришел.

– Нет, это не Альф, – дерзко начал я.

В ее глазах сверкнул недобрый огонек.

– Ну ты редкостный нахал, бесстыжие твои глаза.

– Он придет сюда или же ты знаешь, где он?

– Душа моя, раскинь мозгами, – проговорила она. – Только журналист способен проявить такую бестактность и нравственную неразвитость, чтобы явиться к любовнице через пару часов после похорон убитой жены.

– Альф на похороны не пришел, – ответил я. – Но я заметил, что ты была в церкви.

Глаза Дорис метали молнии.

– Почему это я не могу пойти в церковь? Инга Бритт была моей коллегой по работе. Исчезни, пока я совсем не вышла из себя.

– Не знаешь, встречался ли Альф с товарищем по школе, о котором рассказывал мне в кабаке?

Дорис, ужа собиравшаяся захлопнуть дверь у меня перед носом, заинтересовалась. Она рывком втащила меня в прихожую.

– Ты о чем? Какой товарищ по школе и какой кабак?

Я пересказал ей, что произошло в Эслёве в четверг вечером. Дорис долго стояла молча.

– Альф звонил мне в пятницу утром, – проговорила она наконец. – Сказал, что сперва должен сделать одно дело, а потом приедет ко мне. Я попыталась объяснить ему, что это было бы полным безумием. Сплетен и пересудов и без того хватает! С тех пор он не появлялся. Я подумала, что он дуется, но надеялась сегодня услышать от него хоть что-нибудь.

– Он говорил о похоронах, когда звонил?

– Нет, но я восприняла как нечто само собой разумеющееся, что он придет.

…Только я зашел в нашу квартиру, как затрещал телефон. И кто же мог быть в трубке, если не Дан Сандер?

– Позвони дежурному на телефонную станцию и спроси, куда сообщать новые сведения об убийстве, – сердито выпалил я.

– Сегодня вечером я намерен послать все убийства куда подальше, – откликнулся Дан. – Просто хотел отблагодарить тебя за вчерашнюю помощь. Если ты один дома, я приду с бутылкой. Можно уже начать подготовку к ежегодному празднику стрелкового клуба.

Я пообещал принять и его, и бутылку. В особенности последнюю.

Дан появился в облаке мужественных ароматов одеколона, пены для укладки волос и дезодоранта для рта. Из внутреннего кармана пальто он извлек пакет характерной формы в дешевой коричневой бумаге.

– В качестве зачина для приятного вечера, – заявил он, ставя на стол пол-литровую бутылку джина. – С тебя лимонад и бокалы.

– Бокалы есть, а вот лимонада в доме не водится, – ответил я. – Если тут и пьется нечто крепкое, то это виски с ледяной водой. Я думал, ты в курсе.

Дан требовательно взглянул на меня.

– Тогда сбегай купи тоник!

Я уставился на него.

– Но ты ведь и сам можешь сходить!

Вскочив со стула, он ткнул меня пальцем в грудь:

– Давай не будем ссориться! Ясное дело, я могу сходить и сам, но поскольку я принес крепкого, то подумал, что ты можешь позаботиться об остальном.

Слова Дана почти заставили меня устыдиться, я сбегал в кондитерскую на другой стороне улицы и купил несколько бутылок тоника.

Мы смешали грог и выпили. Джин – не самый мой любимый напиток, и я поморщился. Потом втянулся и вскоре почувствовал приятное расслабление. Поначалу мы болтали