— Вы умны, — мигнули фасетчатые глаза. — Вы очень умны, да. Большой город, население, думаю, скоро перевалит за пятнадцать миллионов. В обычной разовой дозе спермы навскидку сорок миллионов живых клеток. Предположим, потомство дадут не все… Но в любом случае здесь окажется вдоволь легкой и питательной добычи для нашего будущего потомства. И никто не сможет противостоять здоровому детскому голоду — в этом мире попросту нет достойных бойцов. Поэтому я и выбрала его для старта своего плана. Молодую, полную жизни складку Эалы… Здесь мы легко нарастим не только первое, но и второе, третье поколение выводка… я ведь тоже умна. Я — лучшая. Прошу вас, подумайте, не отказывайтесь так легко. Это будет высшая, высочайшая раса. Мы с вами станем управлять мирами, всеми без исключения мирами, понимаете? Разве не об этом мечтали вы, великий воин?

— Высшим счастьем для меня станет полное господство моей империи, да сияет вечно ее Белое Солнце.

— Вашей империи, — согласилась Королева Хаоса, — ваших детей.

Холодные глаза прищурились, рот дрогнул, показывая зубы, — недобрая гримаса.

— Это не одно и то же, — раздельно выговорил Мастер Войны.

Он никогда не сталкивался с магией и не мог выразить ее словами и даже принять в мыслях. А Цемра… Королева Хаоса сказала о себе правду — она не была сотворена материально. Она была выдохнута великим творцом еще до рождения многих миров. Она была — энергия, и эта энергия лишь примеряла на себя бренные оболочки плоти.

Паучиха ударила его магией — неожиданно, сильно и жестко. Он «видел» идущую на него волну удара, как «видел» красным маревом тень раскаленного клинка — не рассудком, но чем-то еще, чему не было названия в языках Земли.

Удар скомкал его, отбросил.

Мастер Войны поднялся немедленно. Он видел, как сделать: вот так, еще прыжок, локтем в глаза, коленом проломить хитин на брюхе — там, внизу он видимо мягче. Наколоться на отравленные волоски-шипы, да, пусть, но он успеет перервать ее плоть там, в сочленении головы и туловища.

Но это сделалось… не нужным?..

Чудовищный паук, обещавший ему мировое господство за такую нелепую и такую огромную, невозможную цену, исчез.

Перед ним стояла прекраснейшая из женщин его народа.

Он смотрел на нее снизу вверх — как смотрел бы каждый мужчина под его звездами. Перед ним стояла властительница, первая среди равных, непобедимая и предивная. Прекрасная. Выше его самого на голову, белоснежные волосы взбиты волнами над крутой линией лба, глаза беспросветно темны. Лицо не вылеплено — высечено: скулы, подбородок, нос с горбинкой, темные брови вразлет.

Уши. Изящные розовые уши.

Она подняла руку. Рукав открыл плоть: скатился по длинным пальцам с овальными лунками ногтей, по оплетенному сухими жилами легкокостному запястью. Чарующе, грациозно, маняще.

Он мучительно, долго выдохнул, Мастер Войны.

Его заливало; густая темная кровь текла по боку, по бедру, текла лениво и привольно. Урон делал плоть тонкой и почти прозрачной, не оставляя сил ни на что, кроме горения сердца в клети ребер. И сердце — горело, взмывая — вверх, туда, к ней…

Кончики ее пальцев были красны — так согласно ритуалу делали женщины на его далекой родине под холодными звездами…

Властительница подняла ладонь, неспешно обвела завитки ушной раковины. Ресницы опущены, губы подрагивают едва… Она вела пальцы по себе, размазывая краску. Так, как матерь ее и матерь матери исполняла, восходя на ложе к мужчине. Рассказывая без слова о важнейшем, что творилось между мужчиной и женщиной империи Йертайан.

Мастера Войны затрясло, жар в груди сделался нестерпим. Прекраснейшая из дев стояла перед ним и взывала: возьми меня, возьми, ты, воин! Да будь ты от самой Черной Линии под нашим Белым Солнцем и парой вечно соперничающих лун! Я буду превыше всего, я зажгу твою плоть…

Он протянул к ее лицу окровавленную ладонь, и она распахнула на себе одежды, обнажая грудь с торчащими сосками, щедро подведенными алым.

Возьми меня…

Он рухнул перед ней на колени. Длинные пальцы перебрали его волосы: озноб дернул по спине.

— Что же, Мастер Войны, — послышался ее голос, текущий сладко и медленно, как жизнь из раны в его боку. — Возляжешь ли ты со мной?

— Да, — выдохнул, обжигая дыханием. — Да. Я сделаю все для тебя. Ты будешь довольна.

Поднял на нее глаза — вертикальные зрачки расплылись, пожрали белесую радужку: страсть, страдание, слившиеся в эмоцию, затопившую его всего, как истекающая кровь.

— Будь же со мной как мужчина. Я желаю этого, — вышептала, глядя не в глаза — в душу, в бьющееся сердце.

Плечи опустились рывком, как у застреленного, черная прядь метнулась по земле.

— И я желаю этого настолько же, насколько и не могу. Это выше меня. Не могу…

Магия снова вырвала из него сознание.

Мастер Войны очнулся от того, что на его боку лежали руки. Знакомые теплые руки.

— Баттерфли. — Он едва шевельнул губами.

Клок челки, свисающий на лоб. Морщинки у прищуренных зеленых глаз, вечно поджатые сухие губы. Верный Баттерфли. Преданнейший из слуг. Безропотный, исполнительный.

— Вы же умерли, Баттерфли.

Заулыбался — острое, напряженное лицо кольнула светлая искра, чтобы тут же пропасть. Теплые руки на бесчувственной плоти.

— Лежите смирно, господин Мастер Войны, я перевяжу. Разошлось опять? Я нет, не умер.

Баттерфли захлопотал над раной; биопакет накрыл и принялся аккуратно и спешно латать края. Звездный воитель лежал и слушал себя, свое угасающее тело. Бетонный потолок над ним плыл и туманился.

И вдруг Баттерфли заплакал.

Заплакал по-детски, не стесняясь.

— Пожалуйста, пожалуйста! Господин Мастер Войны, сделайте так, как она сказала, пожалуйста! Вам не жаль себя, я знаю — пожалейте меня! Она… она обещала убивать меня вечно, если вы не согласитесь. А я… а я…

— Баттерфли, — проговорил звездный воитель, бессильно простираясь на бетонном полу. — Тут дело не в жалости, Баттерфли, хотя у меня обязательство перед вами, и я должен с честью нести его, защищая вас, пока вы служите мне. Но я не могу ничего изменить в себе. Таков мой удел, я от Черной Линии, и плоть моя не годится ни на что, кроме смерти. Я не создан любить, совсем не создан. Только убивать. Хотите, я убью вас сейчас, чтобы вы не страдали от гнева мерзкого создания…

— Выродок, — скрипнули паучьи челюсти.

Силуэт Баттерфли истаял. Перед Мастером Войны снова стояла Цемра, тянулась жвалами.

— Мерзкий выродок, почему все так? Почему ты непреклонен, а? Чего тебе еще нужно? Что тебя разжалобит? Что возбудит тебя? Ребенок? Старик? Животное?

— Животное — вы! — оскалился он; запахнул полу, выдрав из-под заостренных когтей. Приподнялся, отдаляясь, — паучиха переступила следом. — Сколько раз еще и как сказать? Я — не желаю! И я — не могу!