моего обширного набора софта не подошло, не было в моих программах нужного функционала. Я просто не знал, по какому критерию проводить отбор. Я уже упоминал, что в системе наблюдения значилось под тысячу объектов? А теперь еще присовокупите к этому тот факт, что видеоролики содержали часовой отрезок. И если взять только лишь одни сутки, то получалось… короче, ну его на фиг. Тогда я пошел другим путем. Номер камеры, с которой сейчас шла картинка из усыпальницы, я выяснил. Оставалось лишь определить, файлы из какого каталога с ней соотносятся. Но и тут не все так просто. По отдельным папкам были разбиты дни, но не видео, записанные одной камерой. В любом случае, последнюю без малого тысячу видюшек все равно пришлось прощелкивать вручную. Почему последнюю? А очень просто: узнать зал на не самой качественной картинке, ориентируясь только на его размеры и форму оч-чень непросто. Тем более что камер в нем было около десятка, и на тот момент они работали. А с иного ракурса и вовсе проблематично помещение идентифицировать. В последней же по времени серии видео уже должна была появиться особая примета – многослойный завал из мертвых тел по всему полу. Такое вряд ли от взгляда укроется. Вот и искал. Попытался было наугад, но вскоре убедился, что это не наш метод. Перебрать файлы последовательно получилось даже быстрее. И все равно убил часов семь, наткнувшись на нужную информацию лишь в восьмой сотне позиций. К тому моменту мозг уже был изрядно перегружен кровавейшими брутальными сценами с уцелевших камер – примерно то же самое, что и сейчас, только все прелести типа подозрительных бурых луж и разрозненных кусков тел еще присутствовали. Хорошо еще, что примерно две из трех камер вместо картинок выдавали либо цифровой шум, либо вовсе черный фон – сервер продолжал исправно сохранять пустые файлы с уничтоженных точек наблюдения. Кстати, к моему немалому удивлению, записи велись еще около месяца, а потом система деактивировалась. Видимо, центральный «мозг» перешел в ждущий режим. Иначе не видать бы мне информации, как своих ушей – вряд ли бы емкость накопителей позволила сохранить все видеофайлы за последующую сотню лет. И система принялась бы записывать свежие поверх самых старых. На мое счастье (хотя это еще большой вопрос!) этого не произошло.

Параллельно с основной задачей я фиксировал номера заинтересовавших камер, в поле зрения которых попадали наиболее яркие (если позволено будет так выразиться) результаты боестолкновений. Последовательным изучением полученной с них визуальной информации я намеревался заняться чуть позже. Надо же будет выяснить, кто напал на мирных поселенцев. Хотя бы для того, чтобы получить подтверждение собственной гипотезы. Но это потом. Пока же хватало и текущей мороки. С каждым пролистанным файлом нервное напряжение все увеличивалось, и в конце концов я обзавелся роскошнейшей мигренью, от которой едва не выскакивали из орбит глаза. Череп же, такое ощущение, просто раскалывался, как будто по нему изнутри кувалдой шарашили. Пришлось отвлечься и необратимо испортить кибердок. Но оно того стоило – медикаментозная поддержка позволила худо-бедно довести тяжкую работу до конца.

Да, нужную камеру я таки нашел. А после нее и еще десяток выделил по совпадающей части цифрового кода. Все они с разных ракурсов демонстрировали тот самый зал, забитый мертвецами. Но я к тому моменту уже настолько перегорел, что почти перестал воспринимать окружающую действительность, пребывая в полубессознательном состоянии. Мозг бесстрастно фиксировал изображение и соотносил с известными признаками, но не более. Работал я на автомате, а потому еще больше проникнуться масштабом трагедии не вышло – первое впечатление так и осталось самым «ярким». В плохом смысле слова, естественно. Зато я окончательно убедился, что признаков насильственной смерти не было ни на одном теле – ни на женском, ни на мужском, ни на детском. Повреждения имелись только у многочисленных раненых на носилках вдоль стен. И таки да, я правильно представлял – искореженные тела, искаженные мукой лица, окровавленные бинты… Бр-р-р-р!.. Полный набор.

Самое хреновое, конечно, дети. Их было много. Примерно столько же женщин в диапазоне от двадцати до пятидесяти. А вот стариков обоих полов в разы меньше. Мужиков же призывного возраста и вовсе не было, за исключением доставленных из медпунктов калек. Причем самых тяжелых, с отсутствующими конечностями и развороченными телами. «Легкие» наверняка возвращались в бой. Получается, их всех повыбило снаружи, на оборонительных рубежах. Но почему они позволили умереть детям и женщинам? Почему они не оборонялись в этом зале? И почему сюда не добрались силы вторжения? Догадка у меня уже появилась, но верить в нее не хотелось. Потому что зижделась она пока лишь на внешнем сходстве зала с одним далеко не безразличным мне помещением на родной пятой джей-ти-би. Той самой, что на острове.

Разгадка жуткой тайны отыскалась лишь еще часа через четыре, когда я не знаю уже по какому кругу пересматривал на ускоренной перемотке обнаруженные видюшки. Все они демонстрировали одно и то же: с завидной периодичностью в зал заносили мертвые тела. Вручную, на носилках. Занимались этой работой исключительно крепкие женщины в районе тридцатника, и все как одна в форменных комбезах с погонами. Судя по всему, сотрудницы службы безопасности. В бой их не бросили, в отличие от мужиков, но, как по мне, лучше уж с врагом схлестнуться, чем заниматься транспортировкой трупов из точки А в точку Б. Особенно детских трупиков. Я бы уже через полчаса взвыл. А эти знай себе ходят, как автоматы. Я даже было заподозрил в них андроидов, но одна из камер находилась достаточно близко к маршруту похоронщиц, и я сумел разглядеть не только их лица, но и глаза – усталые, запавшие, но горящие решимостью. У андроидов таких не бывает. В общем, кто-то умный к самой сложной задаче привлек самых закаленных и морально устойчивых девиц. Работали они почти пять часов – именно так выходило из хронометража видеозаписей. И мне пришлось изучить их все, прежде чем я нашел камеру, с которой было видно, откуда именно появлялись раз за разом скорбные процессии. А еще я заметил закономерность: девяносто процентов мертвых, попавших в зал в первые полтора часа, были детьми. Остальные десять – те же женщины, но по большей части умудренные годами, от сорока и выше. Кроме носильщиц, никого живого в зале также не было. То бишь еще живых и уже усопших сознательно разделяли. Зачем? Заботились о психике? Не хотели, чтобы те же дети испытывали дополнительный стресс перед смертью? Очень может быть. Мне и то не