— это готовый пирог. Оно имеет форму, цель, строгость, красоту, эталоны и… ритуалы. Оскар писал в пику Аристотелю, утверждавшему обратное: «Не искусство копирует жизнь, а жизнь копирует искусство». Последние, провидческие работы Тарковского подтверждают этот тезис как ничто другое. Да и тезаурус понятий загадочным образом схож у этих двух чрезвычайно далёких авторов. Известно, что в определённый момент биографии Уайльд чрезвычайно полюбил читать лекции — Тарковский тоже. Один из наиболее известных его эпатажных примеров истинности эстетизма состоял в том, что Японию придумали прерафаэлиты. Ясно, что именно он имел в виду: действительно, художники этого направления создали моду и представление европейцев о далёком государстве, но почему он выбрал именно Страну восходящего солнца?.. Вероятно, по тем же причинам, по которым это делал в своих суждениях режиссёр.

В начале января Тарковские снова в Париже. Сперва они поселились у Занусси, но потом в гарсоньерке осталась одна Лариса, поскольку Андрей перебрался в больницу. Мог ли Кшиштоф предположить, какая причина приведёт коллегу к нему в гости, когда предлагал воспользоваться своей квартирой «в случае необходимости». Главный герой настоящей книги приехал, чтобы лечиться у знаменитого французского онколога Леона Шварценберга. Попасть к нему в клинику было бы почти невозможно, если бы не одно обстоятельство — в 1981 году за него вышла замуж Марина Влади. По воспоминаниям актрисы, Тарковский позвонил ей сам и попросил помочь. В первый раз они даже не поговорили — режиссёр оставил сообщение на автоответчике. Боли стали невыносимыми, метастазы попали в кости, и отказываться от лечения было уже невозможно.

Режиссёра госпитализировали 5 января. Деньгами на оплату медицинских услуг сильно помог Кончаловский. Исходя из мемуаров[1069] последнего, Тарковский попросил его об этом, несмотря на то, что в дневнике называл[1070] порой не меньше, чем «подонком». Впрочем, не так важно, кто кому позвонил. История дружбы и совместной работы двух Андреев полна и взаимных претензий, и прекрасных образов, обусловленных удивительной художественной когерентностью. Споры и сцены ревности перемежаются в ней со странными поступками и периодами, когда они жили в одной квартире. Эти двое были вместе годами, встречались и тогда, когда оба устроились за границей. По мнению Кончаловского, имелся и личный повод для того, чтобы отношение друга к нему испортилось — ревность. В шестидесятые годы и один, и второй были увлечены Валентиной Малявиной. Казалось бы, дело давнее, но если у Тарковского менялось отношение к человеку, оно сохранялось в отрыве от причин.

Впрочем, важнейшую, в том числе и денежную, помощь оказала сама Влади. По воспоминаниям Марины, режиссёру помогало очень много людей, хотя лечение в больнице было бесплатным. Доктор Шварценберг принял решения начать химиотерапию одновременно с лучевой в пять приёмов по пять дней с перерывами. Как только процедуры стартовали, Андрею сразу стало легче. Впрочем, вскоре появились боли другого рода, которые вызывало облучение.

Почти сразу Шварценберг написал о состоянии Тарковского советскому послу Юлию Воронцову, Влади принесла эту депешу дипломату лично, сопроводив собственной просьбой о помощи. Ходят также слухи, будто Марина и Леон обращались ещё к Франсуа Миттерану и Михаилу Горбачёву, но сама актриса их опровергла в разговоре с автором этих строк. Так или иначе, письмо Воронцову имело далеко идущие последствия, и 19 января из СССР приедут сын и тёща режиссёра. Удивительно, но то, чего Тарковский добивался долгие годы, теперь произошло буквально за считанные дни. По воспоминаниям выросшего Тяпы, решение об их поездке было принято в течение суток.

10 января Влади рассказала главному герою настоящей книги, что родные скоро будут здесь, и он написал: «Неужели нужно смертельно заболеть, чтобы быть вместе! Теперь, Андрей, надо жить!» Когда-то было невозможно представить, каким потоком восторга отразится в «Мартирологе» эта новость. Сейчас же всё было иначе.

Мир менялся стремительно, и обвинения в том, что сын так и не увидел умирающего отца, могли иметь опасный внешнеполитический эффект. Кроме того, в жёстком запрете не осталось смысла на фоне тотального обновления, заявляемого советским правительством. Не менялся лишь сам Тарковский. Он таял на глазах, но не менялся. Крис Маркер в своём фильме приводит такую историю: когда двое из посольства — Виктор Якович и Александр Аристов — сообщили, что Андрюша и Анна Семёновна скоро прилетят во Францию, режиссёр принял их за убийц подосланных КГБ. Киллеров для умирающего бессильного человека. Заметим, что с Яковичем у Тарковского неожиданно потом сложатся приятельские отношения, он будет в курсе всех дел главного героя настоящей книги и отправится в Канны, чтобы наблюдать за судьбой «Жертвоприношения». Последнее, честно говоря, может косвенно подтверждать связь с органами.

С 12 января несколько недель Андрей жил в доме Марины Влади, расположенном в ближнем, чрезвычайно респектабельном предместье Парижа Мезон-Лаффит. Этот ставший легендарным особняк[1071] актриса купила в 1953 году на свои первые гонорары, заработанные, кстати сказать, в Италии. Одно время здесь обитала вся её семья: мама, сёстры и четырнадцать их детей. В нём останавливался Владимир Высоцкий. И тут же состоялось самое долгожданное событие последних пяти лет жизни Тарковского. В ожидании приезда своих, он писал[1072] в дневнике, что важно найти дом, где можно их встретить — даже в такой ситуации он беспокоился о доме. В конце месяца больной режиссёр начнёт принимать у Влади архитектора Бруно, который работал над проектом итальянского жилища семьи Андрея на этот раз — в Роккальбенье. Идеи зодчего Тарковский отвергнет. Та же история повторится в середине марта[1073], то есть проект, над которым архитектор будет работать два месяца, категорически не устроит заказчика, и тогда он передаст Бруно собственные чертежи. Всё-таки доверить кому-то создание желанного и выстраданного дома Андрей не мог. Разговоры о строительстве будут происходить в промежутках между чрезвычайно болезненным лечением. В Роккальбенье, однако, режиссёр более не побывает.

Пока же в Париже он рассматривал варианты того, что можно арендовать. Французские власти, в свою очередь, обещали спешно оформить гражданство, предоставить квартиру и даже оплачивать медицинские услуги за счёт государства.

Так незаметно начиналась война между Францией и Италией за территорию под названием «Тарковский». Война, которую СССР уже давно проиграл. Но то ли это сражение, о котором режиссёр писал: «Эту войну, которую я веду, надо выиграть. (Вывезти и Ольгу и выздороветь — хотя бы на несколько лет, чтобы сделать несколько картин.) И в том, что я её выиграю, — нет сомнений, Бог поможет! А моя болезнь — это сотрясение, помогшее вывезти Тяпу и Анну Семёновну. Я выиграю, потому что мне нечего терять, я пойду до конца».