вершинах почти бредового аскетизма, который сократил жизнь Франциска. Благодаря более мягкому правлению число монахов-минористов к 1280 году выросло до 200 000 человек в 8000 монастырях. Они стали великими проповедниками и своим примером заставили светское духовенство взять на вооружение обычай проповедовать, который до этого был уделом епископов. Они породили таких святых, как святой Бернардино Сиенский и святой Антоний Падуанский, таких ученых, как Роджер Бэкон, таких философов, как Дунс Скотус, таких учителей, как Александр Хейльский. Некоторые из них стали агентами инквизиции; некоторые поднялись до епископов, архиепископов, пап; многие предприняли опасные миссионерские проекты в далеких и чужих землях. От благочестивых людей сыпались дары; некоторые лидеры, как брат Элиас, научились любить роскошь; и хотя Франциск запретил богатые церкви, Элиас воздвиг в память о нем внушительную базилику, которая до сих пор венчает холм Ассизи. Картины Чимабуэ и Джотто стали первыми плодами огромного и непреходящего влияния Святого Франциска, его истории и легенды, на итальянское искусство.

Многие минориты протестовали против смягчения правил Франциска. Как "спириты" или "зилоты" они жили в отшельнических скитах или небольших монастырях в Апеннинах, в то время как подавляющее большинство францисканцев предпочитало просторные монастыри. Духовники утверждали, что Христос и Его апостолы не имели собственности; святой Бонавентура согласился с этим; папа Николай III одобрил это утверждение в 1279 году; папа Иоанн XXII объявил его ложным в 1323 году; после этого те духовники, которые упорно продолжали его проповедовать, были подавлены как еретики. Через столетие после смерти Франциска его самые преданные последователи были сожжены на костре инквизицией.

IV. СТ. ДОМИНИК

Несправедливо, что имя Доминика связано с инквизицией. Он не был ее основателем и не нес ответственности за ее ужасы; его деятельность заключалась в обращении в веру примером и проповедью. Он был суровее Франциска, но почитал его как более святого; и Франциск любил его в ответ. По сути, их работа была одинаковой: каждый организовал великий орден людей, посвятивших себя не самоспасению в одиночестве, а миссионерской работе среди христиан и неверных. Каждый из них отобрал у еретиков их самое убедительное оружие - прославление бедности и практику проповеди. Вместе они спасли Церковь.

Доминго де Гусман родился в Каларуэге в Кастилии (1170). Воспитанный дядей-священником, он был одним из тысяч людей, которые в те времена принимали христианство близко к сердцу. Говорят, что когда в Паленсии разразился голод, он продал все свое имущество , даже драгоценные книги, чтобы накормить бедных. Он стал августинским каноником в кафедральном соборе Осмы, а в 1201 году сопровождал своего епископа в поездке в Тулузу, которая в то время была центром альбигойской ереси. Сам хозяин дома был альбигойцем; возможно, существует легенда, что Доминик обратил его за одну ночь. Вдохновленный советом епископа и примером некоторых еретиков, Доминик принял образ жизни добровольного нищего, ходил босиком и мирными усилиями пытался вернуть людей в лоно Церкви. В Монпелье он встретил трех папских легатов - Арнольда, Рауля и Петра из Кастельно. Он был шокирован их богатой одеждой и роскошью и приписал этому их признание в неспособности добиться успеха в борьбе с еретиками. Он обличил их с дерзостью древнееврейского пророка: "Еретики завоевывают прозелитов не демонстрацией власти и пышности, не кавалькадами свиты и богато оседланных телят, не роскошной одеждой, а ревностной проповедью, апостольским смирением, аскетизмом, святостью".66 Пристыженные легаты, как нам сообщают, сняли с себя снаряжение и сбросили обувь.

В течение десяти лет (1205-16) Доминик оставался в Лангедоке, ревностно проповедуя. Единственное упоминание о нем в связи с физическими преследованиями рассказывает о том, как во время сожжения еретиков он спас одного из них из пламени.67 Некоторые члены его ордена после его смерти с гордостью называли его Persecutor haereticorum - не обязательно гонитель, но преследователь еретиков. Он собрал вокруг себя группу собратьев-проповедников, и их эффективность была такова, что папа Гонорий III (1216) признал Братьев-проповедников новым орденом и утвердил правило, составленное для него Домиником. Расположив свою штаб-квартиру в Риме, Доминик собрал новобранцев, обучил их, вдохновил своим почти фанатичным рвением и разослал по Европе, вплоть до Киева, и в чужие земли, чтобы обратить в христианство христианство и язычество. На первом генеральном соборе доминиканцев в Болонье в 1220 году Доминик убедил своих последователей принять единогласным голосованием правило абсолютной бедности. Там же, год спустя, он и умер.

Как и францисканцы, доминиканцы распространились повсюду как странствующие монахи-мендиканты. Мэтью Пэрис описывает их в "Англии" 1240 года:

Очень скупые в пище и одежде, не имея ни золота, ни серебра, ни чего-либо своего, они ходили по городам, селениям и деревням, проповедуя Евангелие... живя вместе десятками или семерками... не думая о завтрашнем дне и не сохраняя ничего на следующее утро..... Все, что оставалось на их столе от подаяний, они тотчас же раздавали бедным. Они ходили, обутые только в Евангелие, спали в своих одеждах на циновках, а под голову клали камни для подушек.68

Они принимали активное, и не всегда мягкое, участие в работе инквизиции. Папы нанимали их на высокие посты и в дипломатические миссии. Они поступили в университеты и выпустили двух гигантов схоластической философии, Альберта Магнуса и Фому Аквинского; именно они спасли Церковь от Аристотеля, превратив его в христианина. Вместе с францисканцами, кармелитами и остинскими монахами они произвели революцию в монашеской жизни, объединившись с простым народом в повседневном служении, и подняли монашество в тринадцатом веке до такой силы и красоты, которой оно никогда не достигало прежде.

Широкая перспектива монастырской истории не подтверждает ни преувеличений моралистов, ни карикатур сатириков. Можно привести множество случаев неправомерного поведения монахов; они привлекают внимание именно потому, что являются исключительными, а кто из нас настолько свят, чтобы требовать незапятнанного послужного списка от любого сословия людей? Монахи, сохранившие верность своим обетам, жившие в беззастенчивой бедности, целомудрии и благочестии, ускользнули от сплетен и истории; добродетель не делает новостей и навевает скуку как на читателей, так и на историков. Мы слышим о "роскошных зданиях", которыми владели францисканские монахи уже в 1249 году, а в 1271 году Роджер Бэкон, чьи гиперболы часто лишали его слуха, сообщил Папе, что "новые ордена теперь ужасно упали от своего первоначального достоинства".69 Но вряд ли такую картину дает нам откровенная и интимная "Хроника" фра Салимбене (1288?). Здесь монах-францисканец вводит нас за кулисы и в повседневную жизнь своего ордена. Здесь есть свои недостатки, ссоры и ревность, но над всей этой напряженной жизнью витает атмосфера скромности, простоты, братства и мира.70 Если изредка в эту историю вклинивается женщина,