Пино Суарес[61]. В Plinio el Joven единственным сотрудником был старичок, который, подобострастно обслужив «ученого из Колехио де Мехико», тут же задремал на стуле, стоявшем рядом с кипой книг, величественно игнорируя меня; я украл у него антологию «Астрономики» Марка Манилия с предисловием Альфонсо Рейеса и «Дневник безымянного автора» одного японского писателя времен Второй мировой войны. В книжном Lizardi я, как мне показалось, увидел Монсивайса. Незаметно для него я приблизился посмотреть, какую книгу он листает, но, когда я к нему подошел, Монсивайс повернулся, прямо посмотрел на меня, вроде бы изобразил улыбку и, твердо держа книгу и пряча ее название, отправился поговорить с одним из сотрудников. Заинтригованный его поведением, я стянул книжечку арабского поэта по имени Омар ибн аль-Фарид, изданную университетом, и антологию молодых американских поэтов, опубликованных City Lights. Когда я ушел, Монсивайса уже не было.

Этот фрагмент относится к серии (8, 9, 10 и 11 декабря первой части «Диких сыщиков»), посвященной книжному измерению города Мехико. И библиоклептомании – столь же старой, как и сами книги. Одно за другим следуют описания посещений книжных магазинов Rebeca Nodier, Sо́tano, Mexicana, Horacio, Orozco, Milton, El Mundo и Batalla del Ebro, хозяин которых – «старенький испанец по имени Криспин Самора». Герой признается ему, «что воровал книги, потому что не было денег». Итог – две книги, подаренные доном Криспином, и двадцать четыре, украденные за три дня. Одна из них принадлежит перу Лесамы Лимы, ее названия мы никогда не узнаем. Само собой разумеется, что в романе о становлении появляется книжный магазин, связанный с всепоглощающим желанием. В романе «Рай» один из персонажей страдает сексуальной дисфункцией, связанной с книгами, и друг разыгрывает его в книжном:

Когда вошел владелец книжного, он спросил: «Вам уже завезли “Гёте” Джеймса Джойса, которого только что издали в Женеве?» Книготорговец подмигнул ему, понимая шутливый тон вопроса. «Нет еще, но мы ждем его со дня на день». – «Когда его привезут, отложите мне один экземпляр», – сказал ему человек, разговаривавший с Фосионом, не понимавшим шутки, потому что она относилась к ненаписанному произведению. Голос был низкий, со слюновыделением, как от затвердевшего безе, а пот, выступивший на руках и на лбу, выдавал силу его нейровегетативных кризов. «В той же серии издан китайский Сартр VI века до нашей эры, – сказал Фосион, – попросите продавца, чтобы он вам и его отложил». – «Китайский Сартр, должно быть, обнаружил некую точку соприкосновения между у-вэем и “ничто” сартрианских экзистенциалистов».

Бессмысленный разговор продолжается, придумываются новые книги, пока собеседник продавца не покидает книжный и, пройдя по улице Обиспо, не поднимается в гостиничный номер, в котором живет. Тогда рассказчик сообщает нам, что тот страдал от «сексуального кризиса, который проявлялся в ложном и торопливом культурном беспокойстве, превращавшемся в патологию, когда он слышал о книжных новинках и издании редких произведений». Фосион знает об этом и наслаждается этим преходящим безумием в «лабиринте», как он называет книжные магазины. Эрекция. Фетиш. Накопление товара. Накопление эротических впечатлений подобно приумножению прочтенных книг: их след носит виртуальный характер, это чистая память. Воровать, покупать или получать книги в подарок означает обладать ими. Систематически читающий человек считывает конфигурацию своей библиотеки если не как модель всей своей жизни, то хотя бы как параллель своего становления как личности в юности, когда это обладание играет решающую роль.

Гильермо Кихасу было восемнадцать лет, когда его дед, учитель и книготорговец Вентура Лопес, попросил его отнести рукопись одной книги чертежнику, затем сходить в типографию и, наконец, забрать экземпляры. Словно по волшебству, из невидимых байтов появилась книга со страницами, запахом и весом. На самом деле эта книга не появилась из ничего: ее существование было частью цепи смыслов, восходившей к тридцатым годам ХХ века, когда юноша Вентура Лопес сделал все возможное, чтобы добиться стипендии и получить диплом преподавателя в сельской местности, а некоторое время спустя – преподавателя начальных учебных заведений. За участие в развитии сельского кооператива и вступление в 1949 году в коммунистическую партию его уволили с должности доцента. Тогда, объединившись с несколькими товарищами, оказавшимися в сходной ситуации, он создал общий фонд, который позволил ему открыть магазин книг и канцелярских товаров, ставший культурным очагом и центром по распространению грамотности, и в конечном счете начал издавать книги, связанные с местной культурой. Учитель скончался в 2002 году, но Proveedora Escolar в Оахаке существует и по сей день благодаря усилиям его внука. Два унаследованных магазина и пять новых сосуществуют с личным проектом Кихасу, издательством Almadía.

Если в магазинах, где продают новые книги, как правило, царит порядок, то букинистические погружены в хаос: беспорядочное нагромождение знания. Зачастую об этом говорят и сами названия книжных. На Донселес и прилегающих к ней улицах мы обнаруживаем Inframundo («Инфрамир»), El Laberinto («Лабиринт») или El Callejо́n de los Milagros («Переулок чудес») – некомпьютеризованные книжные, где успех поиска зависит исключительно от примитивных каталогов, твоей удачи или опыта и прежде всего от памяти и интуиции продавца. Эхо катакомбы или пещеры, книжной лавки Заратустры, описано Валье-Инкланом в «Огнях богемы»: «Груды книг громоздятся, заслоняя стены. Четыре стекла одной двери залеплены четырьмя ужасающими иллюстрациями длинного романа, выходящего по главам в газетах. В пещере веселятся кот, попугай, пес и книготорговец». В Каракасе находится магазин La Gran Pulpería del Libro, где реальность подземного магазина принимает крайние формы: стопки книг громоздятся на полу, словно они хлынули с полок стеллажей, которые многие годы пытались их сдержать. Владельца магазина, историка и журналиста Рафаэля Рамона Кастельяноса, основавшего его в 1976 году и с тех пор совмещающего работу продавца книг и писателя, в одном интервью спросили о каталогизации продаваемых им книг. Он ответил, что попытки информатизировать книжный закончились провалом и что все было сосредоточено у него, Кастельяноса, в «памяти, в памяти моих помощников и моего сына Ромуло».

Обедая с Улисесом Мильей в середине 2012 года в каракасском ресторане, я подумал, что он был ближе всего (по крайней мере, с фонетической точки зрения) к Улисесу Лиме. Он рассказал мне историю об изгнанниках из Испании и Латинской Америки, историю многочисленных странствий по этой земле, образовавших культуру, карту которой Боланьо набросал рваными чертами. Книжные магазины, преобразующие боль, долгую, естественную и всегда побеждающую, в личную память, человеческую, короткую и всегда ускользающую. Бенито, Леонардо и Улисес – три поколения издателей и книготорговцев, чья фамилия ассоциируется со скоростью, расстоянием и переводом[62]. Улисес Милья –