Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова ночь нас разлучает до утра,
Мы уснем под колыбельную Светланы,
Будет нас сопровождать ее сопрано
В наших снах уже взрослее, чем вчера.
<…>
Над «Зеркальным» звезды россыпью горят,
Манят нас с тобой в космические дали.
Мы хотим, чтоб эти звезды называли
Именами наших зеркалят [128, 7].
Вспоминается Светлана (в связи с колыбельной из «Гусарской баллады») и в других песнях «Зеркального»:
Колыбельную Светлана песнь споет
И подарит всем цветные сны.
Чудо лишь тогда произойдет,
Если будешь в сказку верить ты… [351, 341][89];
Усыпила «Светлана» твоих зеркалят,
Что им снится, лишь ты только знаешь… [128, 32][90].
А в песне «Лагерь юности» ее автор Светлана Андреева обращается к своему любимому лагерю:
Жив во мне твой таинственный дух,
И «Светланы» манящие звуки
Лучше Баха ласкают мне слух [128, 24].
«„Легендарная“ традиция „Зеркального“, — пишет С. Г. Леонтьева, — являет собой случай живого и продуктивного явления» [169][91]. Возникший в лагере культ Светланы породил большой корпус легенд. «Первая легенда» о Светлане, как рассказывают «старожилы» «Зеркального», появилась в начальные годы его существования (то есть в те годы, когда «Колыбельная Светланы» из «Гусарской баллады» была на вершине своей популярности), что повлекло за собой создание новых легенд, которые сочиняются как ребятами, так и вожатыми. Зеркалята каждой новой смены узнают о Светлане на первом «вечернем огоньке» (как называют в лагере ежевечерние сборы отрядов), однако «главную легенду» о Светлане, в которой рассказывается о том, кто она такая и откуда появилась, они слышат только в последний вечер смены. До тех пор сведения о Светлане считаются тайной. По существующим в лагере поверьям, в первый и последний вечер смены во время звучания колыбельной Светланы «со словами» можно загадать желание, и если сильно верить в загаданное, то оно сбывается. При этом надо еще выполнить два условия: молча прослушать колыбельную и не разговаривать до утра. «А два раза за смену звучит „особая Светлана“ (музыка со словами), во время звучания которой можно загадать желание, и если после окончания песни не проронить ни слова до рассвета, то желание исполнится», — рассказывает зеркаленок Катя Максимова [169]. «Я считаю, — пишет М. Е. Чинякова, много смен проработавшая в „Зеркальном“ вожатой, — что Светлана — это одна из самых важных „частей“ романтики „Зеркального“, это чудо, без которого лагерь, по-моему, уже не был бы „Зеркальным“» [351, 341].
Большинство легенд о Светлане относится к типу топонимических и этиологических: они повествуют о том, как протекала в этих местах жизнь до образования лагеря (то есть «доисторическая» жизнь в нынешнем пространстве «Зеркального»). Эти легенды объясняют возникновение и названия того или иного природного объекта, расположенного в границах лагеря либо в непосредственной близости от него — озера Зеркального, его островов, лежащих на берегу валунов, впадающего в озеро ручья, растущих на берегу или на территории лагеря деревьев. Десятки текстов передаются из смены в смену, так что каждый из зеркалят знает их, пересказывает, дополняя своими деталями, создавая новые, иногда сильно отличающиеся от первоначальных варианты. Почти все легенды о Светлане связаны с мелодией колыбельной, которая является важнейшей составляющей этого образа. При сочинении легенд дети и вожатые (которые также участвуют в поддержании мифа о Светлане) так или иначе включают в сюжет упоминание о «Колыбельной Светланы»: она либо исполняется персонажами легенды, либо звучит как «природная» музыка — как журчанье ручейка, в который превратилась Светлана, как шум деревьев или плеск озерной воды [см.: 130].
В легендах, записанных от зеркалят в феврале 2002 года С. Г. Леонтьевой, несмотря на видимое разнообразие сюжетов (среди которых встречаются мотивы и андерсеновской «Русалочки», и русской народной сказки о Снегурочке, и сказочные сюжеты о змееборстве, и элементы «девичьих» рассказов, и т. д. и т. п.), образ Светланы всегда высокопоэтичен и привлекателен. Здесь не место для фольклористического анализа этих легенд [см.: 169]. Хотелось бы только обратить внимание, во-первых, на теснейшую связь культа Светланы с колыбельной из «Гусарской баллады» и, во-вторых, на отсутствие какой бы то ни было связи со «Светланой» Жуковского. Для зеркалят знаменитая некогда баллада оказалась совершенно невостребованной, как, впрочем, и для других молодых людей конца XX — начала XXI века.
«Светланой нет смысла называть»
В 1962 году Л. К. Чуковская сделала следующую запись об имени Светлана: «…как звучало это имя в десятые годы, я не знаю, быть может, тогда еще и по-жуковски, а в наше время ассоциируется оно не с Жуковским и Пушкиным, а со Сталиным и Молотовым — у того и у другого дочки именуются Светланами. С их легкой (тяжелой!) руки Светлан нынче развелось превеликое множество; что ни девочка — то Светлана (в просторечии Светка)» [353, II, 527[92]]. В 1960‐е годы, однако, имя Светлана ассоциировалось со Сталиным и Молотовым разве что у поколения, к которому принадлежала Л. К. Чуковская. Для молодых людей эта связь была уже полностью утрачена. Но писательница права в другом: именно в 1960‐е годы, в период самой высокой частотности имени Светлана, когда оно и оказалось в группе имен-лидеров, свершилось его превращение в Свету и Светку.
Косвенным свидетельством широты распространения имени Светлана на рубеже 1960–1970‐х годов и его начавшегося «опрощения» может послужить анекдот, в котором дается ответ на вопрос, почему русские женщины плохо ходят на каблуках: у них «слева — сетка, справа — Светка, позади — пьяный Иван, впереди — семилетний план». Здесь Светка — метонимическое обозначение дочери, равно как пьяный Иван — мужа. Время возникновения анекдота датируется безошибочно: директивы по семилетнему плану развития народного хозяйства были утверждены на XXI съезде КПСС, состоявшемся в 1959 году.
Однако уже через десять лет имя Светлана становится менее популярным. Одна из родившихся в 1970