отметила, что к имени своему относилась «раздражительно-терпимо»: «Имя хорошее, но было очень уж модным». Как писал о подобного рода антропонимических явлениях В. А. Никонов, «первый, кто назвал дочь Светланой, думал, что дает редкое имя; тогда же другой дал ее ровеснице самое частое имя Анна. Обе подросли, и Светлана затерялась среди тысяч Светлан, а Анны повывелись, и имя оказалось выделяющимся» [214, 37]. Не так давно одна моя знакомая Светлана написала мне: «Со дня на день собираюсь в роддом, уже сложила узелок, а на досуге придумываю имя для дочери. Что доподлинно известно, так это то, что ее будут звать не Светлана». Новорожденную назвали Варварой.

Обилие тезок-Светлан стало вызывать раздражение у носительниц этого имени. Светланы, родившиеся в 1950–1970‐е и даже в более ранние годы, не раз отмечали, что им не нравится их имя, потому что «вокруг так много Светлан»: «Вокруг меня было много Светок»; «В классе было четыре Светланы»; «Было три или четыре подруги Светланы» и пр. Другие же признавались в том, что, читая балладу, удивлялись, как Жуковский мог дать своей героине такое «непоэтическое имя». «Балладу Жуковского прочла в школе. Недоумевала, как такое имя могло вызвать поэтический образ», — написала мне родившаяся в 1963 году Светлана. Эти свидетельства поразительны: имя, пришедшее в жизнь из поэзии, имя, обладающее высочайшей поэтической ассоциативностью слова свет, начинает котироваться как «непоэтичное» и даже «низкое». Ассоциации со светом оказываются мнимыми, перестают ощущаться.

Так в обществе совершается переоценка одного из еще совсем недавно самых любимых и распространенных женских имен. Некоторые Светланы с чувством досады отмечали искусственность своего имени: «…пожалуй, было полуосознанное сожаление, что у меня не какое-нибудь „обычное“ имя (не столь „искусственное“)»; «Мое имя мне не очень нравится: какое-то оно ненастоящее».

Такая неожиданная на первый взгляд перемена в характере восприятия имени Светлана и отношении к нему может быть объяснена не только многочисленностью Светлан, «растиражированностью» этого имени, но и переходом его в более «низкие» слои населения, приобретением им нового социального статуса. О возможности «сдвига имени из одного социального слоя в другой» не раз писалось в антропонимической литературе [см., например: 363, 49]. Как это обычно происходит с модными именами, пережив успех в крупных городах, в культурных слоях общества, Светлана начинает перемещаться на географическую и культурную периферию, в менее образованные круги: из центра — на окраину, из больших городов, как это было поначалу, — в провинцию, отчего вскоре приобретает статус имени с «простонародным привкусом». В. А. Никонов писал по этому поводу: «…если имя из привилегированных слоев становилось достоянием „низов“, от него брезгливо отвертывались „верхи“…» [214, 51].

Лишившись в культурных слоях населения своего поэтического ореола, восходящего к балладе Жуковского, и одновременно утратив репутацию «хорошего нового советского имени», Светлана теряет и ту стилистическую окраску, которая долгие годы обеспечивала ей популярность.

Между тем в провинции имя Светлана (особенно в его сокращенном бытовом варианте Света) становится столь же частым, каким оно было прежде в крупных городах. Поэт Глеб Шульпяков в очерке 2002 года пишет о Тамани:

Тамань! Край земли, тупик и медвежий угол. Самое удивительное место на всем полуострове, сплошная эсхатология, заросшая бурьяном с комарами. <…> Вот где действительно конец пути, начало всех начал <…>. «Царь знал, куда ссылать», — говорит мне девушка Света (всех девушек, что мне повстречались в Краснодарском крае, звали Света) [373, 3]. (Курсив мой. — Е. Д.)

Девушки Краснодарского края, с которыми встречался Глеб Шульпяков, должны были родиться как раз на рубеже 1970–1980‐х годов, когда имя Светлана наибольшим спросом пользовалось именно в «глухомани», «выродившись» в разговорном языке в Свету. Свершились процессы, обусловившие перемещение имени Светлана в новую социальную среду, что и послужило причиной его попадания в «непрестижную» категорию имен. Если с начала 1940‐х по конец 1960‐х годов в семьях рабочих и в семьях интеллигенции рождалось примерно одинаковое количество Светлан, то начиная с 1970‐х годов со Светланами/Светами все чаще можно встретиться на периферии и в менее образованных семьях. Трогательно и наивно звучит поэтическое обращение Николая Валяева из Челябинской области к девушке по имени Света. Судя по тексту, не только сама эта девушка, но и ее имя обладают для автора несомненной привлекательностью:

Здравствуй, здравствуй,

Здравствуй, Света —

Светло-русая краса!

Дремлет солнечное лето

Не в твоих ли волосах?

Ты не бойся, я хороший!

И виной тому не я,

Что средь жизненных дорожек

Повстречалась мне твоя.

Повстречалась, да не просто —

Прямо по сердцу прошла…

Будь я чуть повыше ростом,

Лучше б парня не нашла.

<…>

В людях проще заблудиться…

Но, судьбу свою кляня, —

Если плохо будет житься —

Вспомнишь, Светка, про меня! [92, 100].

В этом тексте, обращенном к «светло-русой красе» Свете/Светке, достаточно признаков, по которым можно определить провинциальность и самого поэта, и адресата его послания.

Для Светлан, живущих в провинции, сокращенный вариант их имени становится даже более предпочтительным, чем полный. И. А. Разумова, изучавшая современную антропонимику в аспекте семейного фольклора, говорила мне, что ее информантки Светланы (по преимуществу студентки Карелии и северо-запада России, родившиеся в начале 1980‐х годов), в отличие от носительниц других имен (например, Варвара и Дарья), едва ли не подчеркнуто и демонстративно представляли себя Светами [см. также: 261, 85–86][96]. Одна из Светлан призналась мне, что она «как-то непонятно испытывала неловкость, когда к ней обращались как к Светлане», а другая отметила, что, если родители в разговоре называли ее полным именем, для девушки это означало их недовольство дочерью (нормальным обращением было — Света).

Сокращенный и уничижительный (сниженный) варианты имени — Света и Светка — порождали желание некоторых его носительниц, уже почувствовавших «ущербность» имени Светлана, «отгородиться» от него (чтобы не быть Светой и Светкой), из‐за чего получает распространение имя Лана (и как сокращенное от Светланы, и как вполне самостоятельное). Не исключено, что предпочтение варианту Лана отдавалось и благодаря большей его «благозвучности»: он включает в себя только сонорные согласные л и н, при произнесении которых голос преобладает над шумом. Утратив ассоциацию со светом и обособившись от многочисленных и надоевших Свет и Светок, имя Лана сохранило в себе ощущаемый как «благородный», «интеллигентный» (и даже «звучащий по-иностранному») компонент Светланы (-лана). «Звучит как-то по-иностранному», — говорили мне об имени Лана. И действительно, Лана Тёрнер — в прошлом одна из популярнейших актрис Голливуда; Ланой Питерс стала называть себя Светлана Сталина (Аллилуева),