Парень взвыл и попытался вывернуться из крепких отеческих объятий, да не тут-то было. Пусть и гляделся он крупнее батюшки, да только то ли умений не хватало, то ли силенок. Но короткий удар в живот заставил его согнуться пополам.

- Думаю, - князь стыдливо отвел взгляд и сделал вид, что вовсе не говорил ничего этакого, но вообще делом занят.

Важным.

- Думаю, что люди тут – дело третье… скорее уж целью были вы, - и говорил-то спокойно, с сочувствием даже, а купец застыл. И нахмурился. И что-то этакое в глазах его появилось, что Стася почти посочувствовала неудачливому убийце.

Ненадолго.

- Батько! – вновь взвыл несчастный, голову руками заслоняя. – Батько, я же… я не хотел! Не знал! И все-то клевета… ведьмы клятые заморочили.

Стася почесала руку.

Опять ведьмы.

Вот ведь… гадости люди сами творят, а виноваты, выходит, ведьмы…

- Говори, - велела она, и слово получилось донельзя тяжелым. – Правду.

Парень закатил глаза, притворяясь, что того и гляди сомлеет, но был перехвачен князям за шкирку. Радожский жертву тряхнул тихонечко, та и заговорила.

Быстро так.

Захлебываясь от желания каяться. И с каждым словом…

…не было ведьмы, но была жена, отцом сосватанная, всем хорошая, но не любимая. И была любимая, которая тоже всем хороша, вот только не жена и женою взять не позволят, даже если та, первая, четырех детей народившая, вдруг преставиться.

Она бы, может, второй в терем войти согласилось, в прежние-то времена можно было нескольких брать. Он узнавал. И что ныне запрета нет, тоже узнавал. Да только не позволят же ж!

Отец приличия блюл.

А еще в руках своих крепко держал и семью, и финансы. Пойдешь против воли его? Мигом на улице останешься, может, не с пустою мошной, но всяко беднее себя, прежнего. Кому оно охота?

И главное, что?

Главное, что крепок был Градомысл Зимославович, долгие годы ему боги сулили. И не сомневался Божедар, что все-то он проживет до единого. А стало быть… стало быть и ему мучиться при жене нелюбимой, да за батькиною спиной.

Всегда вторым.

Без права самому решать…

…мысль-то извести батьку появилась. И ужаснула. Сперва. Но чем дальше… разве ж он, Божедар, не заслуживает счастья?

- Коня откуда взял? – уставши слушать этот лепет, уточнил князь. Правда, Божедара он так и не выпустил, а тот и не пытался вырваться.

- Так… Марфа… сказала… дала… помогла… принесла… волос девичий, чтоб аркан сплести. И заговор.

- На крови?

- Не ведаю! Честью клянусь, что не ведаю…

- Нет в тебе чести, так что не клянись, - Радожский вздохнул. – Надо будет отписаться, чтобы подробный разбор учинили. Мнится мне, за вдовой этой не только… нынешний двор.

Коня Божедар сам ловил.

Зерном, в вине моченым, прикармливал. Кобыл приводил на пустынный берег. Три ночи не спал, а на четвертую-таки удалось накинуть ему тонюсенький, пальцем порвать можно, аркан на серебряную шею. Все ж таки был он сыном своего отца, а потому с жеребцами ладить умел.

Как не ладить, когда с маленства при табунах.

А дальше… коня спеленать.

Да учить.

Крепко учить плетью крученой, воду и дурь выбивая, так, пока не ослабнет он, от моря взятый. А там уж и прикармливать сухарями, которые ему любая дала…

…была она не просто так, но Марфы дальнею сродственницей, а потому тоже многое знала.

- Где живет?

- Воронья слободка, - он попытался было не сказать. И Стася видела, как стискивает зубы, закрывает рот руками, но слова прорвались. – Дом с резным коньком да желтыми ставнями…

- С-скотина, - плеть в руке Градомысла ударила по лицу сына, рассекая лоб и щеку. – Отца на бабу променял…

- Ведьмы, ведьмы приморочили… они виноваты! Марфа и отродье её! Они…

- Может, к слову, и приморочили, - сказал князь, руку под плеть подставляя. – Вы погодите. Его теперь на дознание надо. Маги проведут освидетельствование…

Купец сплюнул.

И отвернулся.

- Давно… пора вам своим домом жить. Да надеялся… не делил… по-одному-то что? Одному тяжко, а вместе если… но, видать, вам самим понять сие надобно. Что с ним будет?

- Зависит от того, что установит следствие. Если и вправду имел место морок, то вина его не столь велика…

…дальше Стася слушать не стала.

Не её это дело.

Совершенно.

…главное, чтобы Ежи вернулся… чтобы… вернется… не совсем же он дурак, чтобы взять и умереть так глупо? И… и если дурак, то как она дальше?

Бес вскарабкался на колени и ткнулся холодным носом в щеку. Мол, что ты? Не хватало еще плакать. Надо вещи собирать.

И к переезду готовиться.

И знать бы, куда ехать… как… и… Стася положила руку на кошачью спину и решительно сказала:

- Справимся.

…хорошо, когда в доме все лежит на своих местах. Знать бы еще, где эти места находятся.

Извечное женское после генеральной уборки.

Дом встретил Стасю протяжным скрипом. И тишиной.

Паутиной.

Пылью.

И вновь же тишиной, но мягкой, уютной, которая случается на грани сна и яви, в которой до сих пор дом и пребывал.

- Жуть какая… - вздохнула за спиною Баська и шею вытянула, вглядываясь в сумрак. – А убирать-то, убирать…

- Папенька пришлет кого, - Маланька тоже шею тянула, любопытствуя. – Сказал.

- И мой сказал.

Стася переступила порог.

Оглянулась. Всего-то шаг, а она уже в центре огромного гулкого холла. Здесь пусто и лишь с грязного пола на Стасю волк скалится.

Еще пара сидит у подножия лестницы, что идет на второй этаж. Волков здесь изрядно. Волки обретаются на потолке, расписанном звездами. И на темных панелях.

На штандартах, которые, несмотря на годы не выцвели…

- Сегодня надо светлицу в порядок привесть… - Маланька-таки решилась войти. – Окна пооткрывали, что хорошо…

Свет наполнял старый дом жизнью. И это было по-своему красиво.

…Ежи вернулся.

- Спальню, это в теремах светлицы, - возразила Баська. – А в барских домах спальные комнаты. И еще всякие другие…

Всяких других, судя по размеру дома, здесь хватало.

…а Ежи вернулся.

Она не ждала. Конечно, нет. Сундуки вот собирала. Точнее собирали их Баська с Маланькой, а на подводу таскал Антошка, громко сетуя на тяжесть бытия и общую вселенскую несправедливость. Но Баська с Маланькой по поводу справедливости собственное мнение имели.