благородным металлическим блеском. Неукротимая сила почти тридцати лошадей. Мотоцикл был словно лев, готовый к прыжку, само воплощение механической мощи. Его каплевидный черный бензобак сиял, как панцирь гигантского жука, огромные шины выглядели так, будто готовы преодолеть Гималаи.

Он вспомнил, как впервые купил его и как Поппи ездила с ним. Они носились по городу: на пляж Джуху за ледяной стружкой из гарцинии или на Нариман Пойнт, чтобы похрустеть из кульков душистым рисом бхел пури на пляже Чаупати и прогуляться по набережной Марин Драйв, иначе – Ожерелью королевы. Длинная, изогнутая, обсаженная пальмами, она собирала влюбленных со всего Мумбаи наблюдать закат солнца над Аравийским морем. Тогда Поппи так же, как и его самого, будоражила мощь мотоцикла, ощущение скачки верхом на диком жеребце. А потом, в один безумный миг, все полетело вверх тормашками. Будь проклят тот сын греха со своим ослом и тележкой!

Позднее, когда Чопра вернулся из больницы с ногой в гипсе, Поппи отказалась снова садиться на адскую машину и без конца пилила его, чтобы он избавился от Басанти. В конце концов, он сдался и пообещал. «Но теперь, – подумал Чопра, – пришло время положить конец добровольному воздержанию». Настало время для Басанти снова взлететь над дорогами Мумбаи!

* * *

Чопра припарковал «энфилд» во дворе. Бахадур бросился осматривать байк, и его глаза засияли от восторга.

– Если мадам Поппи спросит, – сказал Чопра, – это не мой мотоцикл.

– Да, сэр! – сказал Бахадур. – Мотоцикл Чопры-сэра – не его мотоцикл.

Наверху в квартире Чопра обнаружил Поппи и Ганешу перед телевизором, наслаждающимися страданиями и мучениями недавно вышедшей замуж женщины и ее проблемами со свекровью и домочадцами. Кажется, их поразил последний писк моды в Мумбаи – семейные мыльные оперы. Поппи и ее мать пристрастились к ним. А теперь, похоже, и новый член семьи также подсел на телевизионное «мыло».

Чопра печально покачал головой и удалился в кабинет. Нужно было закончить приготовления.

Со дна шкафа он вытащил запертый стальной ящик. Внутри лежал пистолет, завернутый в промасленную ткань. Это был запасной служебный револьвер Чопры, который он обязан был сдать в полицейский арсенал, но не удосужился этого сделать. Он не стрелял из оружия годами, в этом не было необходимости. Работа все больше привязывала его к письменному столу. В каком-то смысле становилось легче, появилось время сконцентрироваться на стратегических аспектах поддержания общественного порядка. И все же он часто ловил себя на том, что тоскует о старых временах, когда мог выйти на улицу и погрузить руки по локоть в самое нутро расследования.

С большой осторожностью Чопра начал чистить пистолет. Сперва разобрал его и обезжирил рамку, тщательно очистив ее специальной проволочной щеткой. Потом очистил и смазал оружейным маслом каждую деталь, уделив особое внимание контактным поверхностям ударно-спускового механизма. Затем он снова собрал оружие и зарядил его пулями 32-го калибра. Чопра понимал, что это старомодный револьвер, всего лишь длинноствольный «Анмол» на шесть патронов. Но он всегда предпочитал эту модель новым немецким автоматическим пистолетам, которыми теперь предпочитали пользоваться его коллеги. В «Анмоле» было что-то успокаивающее, традиционное.

Затем Чопра достал из шкафа тканевую сумку, а из сумки – мощный бинокль и цифровую камеру, которую Поппи подарила ему на день рождения два года назад (и которой он еще ни разу не пользовался).

Он почистил бинокль, проверил, правильно ли работает фокусировка, а затем сел и прочитал руководство по эксплуатации фотокамеры. Наконец, зарядил аккумулятор камеры и попрактиковался в фотографировании. Когда Чопра убедился, что все приготовления завершены, он положил пистолет, бинокль и фотоаппарат со штативом в рюкзак. Постоял немного, задумавшись, и добавил к вещам складной металлический табурет, блокнот и курительную трубку из тыквы-горлянки.

Сделав все это, Чопра посмотрел на часы. До того, как он сможет привести свой план в действие, времени еще много.

Он вернулся в гостиную, где Поппи и Ганеша смотрели очередную болливудскую халтуру с кумиром Поппи актером Шахрух Ханом в главной роли. Шахрух был занят тем, что от души избивал карикатурно выглядящего злодея, иногда делая паузы на комедийные номера. Поппи поставила на пол у дивана большую миску с жареными банановыми чипсами. Время от времени, не отрывая глаз от экрана, его жена и слоненок брали чипсы из миски и клали их в рот. Не желая их беспокоить, Чопра взял с буфета газету и вернулся в кабинет.

Чопра занимает наблюдательный пост

На следующее утро инспектор Чопра (в отставке) проснулся незадолго до рассвета. Быстро одевшись, он на мгновение замер и посмотрел на спящую жену. «Еще не поздно сказать ей, куда я направляюсь», – подумал он. Но в том, что она поднимет переполох, сомневаться не приходилось.

В конце концов он просто вышел из спальни и осторожно притворил за собой дверь.

Ганеша в гостиной тоже не спал. Небольшой жестяной тазик, который Поппи заполнила водой и оставила возле слоненка, теперь стоял пустой. Рядом своей очереди ждал второй таз, приготовленный на тот случай, если малышу потребуется справить нужду.

Чопра потрепал слоненка по голове.

– Хороший мальчик, – пробормотал он. Ганеша, словно слепой, считывающий касанием черты друга, дотронулся хоботом до лица Чопры и ласково его погладил.

– Мне нужно идти, – сказал Чопра. Он зашел в кабинет и взял рюкзак.

Внизу он увидел Бахадура: охранник, который должен был находиться на посту в своей будке, спал на койке посреди двора.

Чопра оседлал «энфилд», завел двигатель, и мирно дремавший Бахадур, испугавшись резкого звука, тут же проснулся.

Когда мотоцикл в облаке выхлопных газов с ревом покинул двор жилого комплекса, в небе занималась заря. А с расположенной неподалеку мечети Аль-Нур зазвучал и поплыл над городом голос имама Хайдера, призывающего мусульман на молитву.

* * *

Добравшись до склада, Чопра остановился на том же углу, откуда в прошлый раз следил за предполагаемым Наяком. Подождал минут двадцать и убедился, что все тихо. Тогда он быстро закатил мотоцикл за обветшалую постройку напротив склада. Там обнаружилась старая, изъеденная червями дверь.

Он пинком распахнул ее и вкатил «энфилд» внутрь.

Оставив мотоцикл возле входа, Чопра прошел вглубь заброшенного здания: оказалось, что это старая типография. На облезших стенах висели в рамках пожелтевшие страницы «Махараштриан уикли самачар» – новостного издания, лет десять назад пережившего короткий период расцвета, а затем так же стремительно разорившегося.

На третьем этаже располагалось большое просторное помещение, в котором, как представил себе Чопра, кипел и исходил когда-то потом штат репортеров и редакторов, сидевших чуть ли не на голове друг у друга. Здесь, возле огромных окон, выходящих на складское здание напротив, он и поставил свой складной стульчик. Достал фотокамеру, установил на штатив. Прикинул, не протереть ли треснувшие оконные стекла, покрытые пылью десятилетий, но в итоге решил этого не делать. Не