Мистер Парнас покивал:

– Даже если у тебя в мозгу пауки?

Люси пожал плечами:

– Может быть. Но Кант говорил о нормальных людях. А я не нормальный.

– Это почему?

– Из-за того, откуда я появился.

– А откуда ты появился?

– Из обработанной пенисом вагины.

– Люси! – укоризненно сказал мистер Парнас, в то время как Линус поперхнулся и в ужасе застыл.

Люси закатил глаза и покрутился, словно ему было неудобно лежать.

– Я пришел из такого места, где мне было не очень хорошо.

– А сейчас лучше?

– По большей части.

– Как ты думаешь почему?

Люси покосился на Линуса, затем повернул голову к мистеру Парнасу:

– Здесь у меня своя комната. И музыка. И ты, и остальные, хотя Теодор и не желает показывать мне свои сокровища.

– А пауки?

– По-прежнему тут.

– Но?

– Пусть остаются в моей голове, пока я не позволяю им меня поглотить, а затем уничтожить известный нам мир.

Линус едва мог дышать, зато мистер Парнас спокойно улыбался.

– Точно. Ошибаться – значит быть человеком. И хотя одни ошибки серьезнее других, если мы на них учимся, мы становимся лучше. Даже если в нашем мозгу живут пауки.

– Я нечестив.

– Да, некоторые так считают.

Люси снова наморщил лоб, размышляя.

– Артур?

– Да?

– Ты знаешь, что твое имя – название горы?

Мистер Парнас заморгал, как будто его застали врасплох.

– Да. Как ты узнал?

Люси пожал плечами:

– Я много чего знаю, но я не всегда знаю, откуда я это знаю. Понимаешь?

– Примерно.

– Гора Парнас была священной для Аполлона.

– Да.

– А тебе знаком Линус Фракийский?

Мистер Парнас поерзал в кресле.

– Я… вроде бы нет.

– Что ж, Аполлон пронзил Линуса стрелами на музыкальном соревновании. Ты намерен убить мистера Бейкера? Если да, то не мог бы ты использовать стрелы? Я хотел бы посмотреть, какие они оставляют дырки.

Линус застыл.

Люси захохотал.

Мистер Парнас вздохнул.

– Ты рассказал всю эту историю, только чтобы подшутить над мистером Бейкером?

– Ну! – Люси кивнул, утирая глаза. – Ты же сказал мне однажды, что мы должны уметь смеяться над собой. – Он нахмурился. – Я поступил неправильно? Кажется, никто не смеется.

– Боюсь, юмор субъективен, – произнес мистер Парнас.

– Жаль, – сказал Люси, снова глядя в потолок. – Человечество такое странное. Если мы не смеемся, то плачем или бежим изо всех сил, потому что нас хотят съесть монстры. Причем это необязательно настоящие монстры. Они могут существовать только в наших головах. Ведь странно, правда?

– Пожалуй. Но лучше так, чем наоборот.

– То есть?

– То есть не чувствовать ничего.

Линус отвел глаза.

Люси обрадовался, когда мистер Парнас закончил занятие раньше обычного – в четверть седьмого. Ему сказали, что он может пойти на кухню и спросить, нужна ли мисс Чапелуайт его помощь. Мальчик вскочил с пола и весело крутанулся на месте. Затем подбежал к двери и, обернувшись через плечо, крикнул:

– Надеюсь, наше занятие вам понравилось?

Линус подумал, что «понравилось» – не вполне верное слово. Они сидели в тишине, пока Люси спускался по лестнице, производя при этом слишком много шума для такого маленького мальчика.

Линус знал, что мистер Парнас хочет узнать его мнение, и тянул время, пытаясь собраться с мыслями. Его блокнот был удручающе пустым. Ладно, можно дать себе небольшую поблажку после всего, что он увидел и услышал с момента прибытия на остров.

– Я ожидал другого, – наконец произнес Линус, глядя в сторону.

– Другого?

– Существуют некоторые… ассоциации с термином. Антихрист. – Он виновато посмотрел на мистера Парнаса. – Если говорить честно.

– Разве? – сухо спросил мистер Парнас. – Не замечал.

– Но я не пожалел, что пришел.

– Я так и думал. – Мистер Парнас разглядывал свои руки. – Могу я поделиться с вами секретом?

Линус насторожился. Директор приюта на Марсии был не из тех людей, кто часто делится своими секретами.

– Да, конечно.

– Я тоже беспокоился, когда узнал, что его присылают к нам на остров.

– Беспокоились?

Мистер Парнас изогнул бровь. Линус напомнил себе, что, согласно досье, этот человек на пять лет его старше. Но он выглядел удивительно молодо. Линус сел ровнее и даже слегка втянул живот.

– Что вас так удивило?

– Я беспокоюсь, когда опаздывает автобус. Когда не проснулся по звонку будильника. Когда захожу в магазин и вижу, что авокадо подорожали. Вот это для меня «беспокойства», мистер Парнас.

– Да, обыденные заботы, – покачал головой тот. – Атрибуты нормальной жизни. Я говорю «беспокоился», потому что не знаю, как иначе выразить свое чувство. Меня беспокоило, что он одинок, беспокоило, как он поладит с другими детьми. Я беспокоился, что не сумею дать то, что ему необходимо.

– А то, кто он есть? – спросил Линус. – Об этом вы беспокоились? По-моему, сильнее беспокойства и быть не может.

Мистер Парнас пожал плечами:

– Конечно, я понимал серьезность ситуации, мистер Бейкер. Но не мог допустить, чтобы это стало центром внимания. Люди вокруг Люси всегда думали только о том, кто он такой и на что способен. Их «беспокойство» было лишь прикрытием страха и отвращения. А дети очень наблюдательны. Если он увидит то же самое во мне, то какая может быть надежда?

– Надежда? – непонимающе повторил Линус.

– Надежда. Это то, что мы должны ему дать. Что мы должны дать им всем. Надежда и место, которое они могут назвать своим домом, где они могут жить и чувствовать себя в безопасности.

– Простите, на мой взгляд, приравнивать Люси к остальным неправильно. Он не такой, как другие.

– И Талия тоже, – отрезал мистер Парнас. – И Теодор. И Фи, Сэл и Чонси. Они здесь именно потому, что не похожи на других. Но так не должно оставаться!

– Вы раздражены?

– Я злюсь, – признался мистер Парнас. – Подобные дети видят вокруг себя лишь предвзятые представления. Потом они становятся взрослыми и сталкиваются с тем же самым. Вы сказали, что Люси не такой, как вы ожидали; значит, вы уже решили для себя, каким он должен быть. Как мы можем бороться с предрассудками, если ничего не делаем, чтобы их изменить? Если допускаем, чтобы предвзятость процветала?