раз извинился, что очень сильно надоел. Но в этом он весь. Такой милый и жутко навязчивый. Впрочем, мысли снова возвращаются к травматологии.

Иногда я думаю о том, что доктор переспал с моей подругой мне назло, и тело прошибает холодным потом. Затем я начинаю себя ругать, объясняя самой себе, что вообще-то он может спать с кем угодно. И это мои проблемы, что я на этом зациклилась. И я его вообще на дух не переношу. Так и кукую я в кабинете целый день, особенно никуда не высовываясь.

В конце рабочего дня сижу за монитором, набираю одним пальчиком текст, заполняю таблицу, разрабатывая план открытого урока.

И не сразу понимаю, что в дверь кабинета стучат. Люди — это замечательно, а то в какой-то момент мне стало казаться, что по мне здесь вообще никто не скучал.

Привстаю, думая, что это кто-то из учителей. На мне чёрная узкая юбка, белая блузка и каблуки. Неудобно, опасно и грозит новыми травмами, но я люблю выглядеть именно как завуч, а не как завхоз или работник какой-то другой сферы.

Обхожу стол, присаживаюсь на краешек и широко улыбаюсь, прошу войти.

Улыбка резко сползает с лица. Ждала кого-то из девочек, надеялась выпить чая с конфетами.

— У вас тут пропускная система, Ульяна Сергеевна, не хуже, чем на режимном объекте, тётка на вахте всё с моего паспорта списала.

В горле мигом пересыхает. Особенно когда наши глаза встречаются.

Трижды меняю позу, а он осматривает меня с ног до головы. Жалею, что блузка и юбка красиво подчеркивают все мои достоинства.

— Это школа, вдруг у вас дурные намерения. — Обхожу стол, возвращаюсь на место, хотя пульс частит как ненормальный. — Чем обязана?

— Я же просил вас не носить такие каблуки.

— Вы за этим через полгорода ехали? Поругать меня за каблуки? Откуда вы знаете, что я на работе?

На последний вопрос он не отвечает.

— Нет, я приехал к Майе. Она не поднимает трубку. А я никого в этой школе больше не знаю. У вахтёрши расписания учителей не оказалось, только классов, поэтому я заглянул к завучу.

Он приехал к ней, к моей подруге, они сошлись на почве общего сына. Доктор просто не нашёл нужный кабинет. Он, наверное, и с Костей уже познакомился. А тест ДНК можно сделать и на выходных. В платной клинике его делают дней шесть или семь. Да-да, я погуглила! У них неделя.

Меня пробивает мышечной слабостью. Хоть и сажусь на своё место, чтобы взять нужный лист бумаги, но не могу справиться с дрожанием рук. Даже сидя ощущаю болезненность в икроножных мышцах, чувствую жжение кожи. Да чтоб меня. Слабачка. Сама же его оттолкнула.

— Она в кабинете три десять.

— Спасибо.

— Пожалуйста, но на уроке нельзя. Подождите в холле.

— Как ваша рука? Не беспокоит?

Не твоё дело! Зачем-то встаю. Перекладываю бумаги стоя.

— Спасибо уже лучше. Скоро снимут гипс.

— После того как снимут, вам показаны пассивные упражнения, разминка пальцев, плеча. Недели через три после снятия гипса можно приступать к тренировкам с утяжелителями. Вообще, у вас хороший специалист по месту жительства, он назначит физиотерапию. Обязательно пройдите её.

Стараюсь спрятать все эмоции. В сотый раз перекладываю бумажки и ручки с карандашами. Несколько раз подряд. Поднимаю взгляд. Ткаченко смотрит в упор, глаза в глаза.

— Хорошо, подождите в холле, Константин Леонидович.

— Как скажете.

— Будьте любезны.

Когда он выходит из кабинета, я тут же падаю в своё кресло, задохнувшись. В то же время злюсь и, не сдержавшись, скидываю часть того, что лежит на столе, на пол.

Глава 23

— С вами всё в порядке, Ульяна Сергеевна? — Услышав грохот, доктор тут же возвращается обратно в мой кабинет.

— Да.

— Я подумал, что вы упали на этих своих ходулях.

— Я не упала, — встаю из-за стола, смотрю на него и задыхаюсь, как будто мои лёгкие уменьшились в размере. — Просто неудачно навела порядок.

Обхожу своё рабочее место, присаживаюсь на корточки, глядя ему в глаза. Наклоняться с гипсом неудобно, а так юбка до треска ткани обтягивает зад. Доктор не может этого не заметить. Он, не скрываясь, следит за каждым моим движением.

Подходит ближе. Присаживается рядом. Тянется за рассыпавшимися бумагами. Случайно касаемся пальцами. Нас обоих бьёт током, он улыбается.

Дышу ещё чаще. Поза неудобная: голова не соображает и зад перевешивает. Плюхаюсь на пол. Вот это позор. Меня пробирает смех. Неловко барахтаюсь. А «этот», нет чтобы, смутившись, удалиться, как сделал бы джентльмен, распускает руки и, обняв меня, поднимает. Смотрит изучающе и чересчур пристально, отчего по коже начинают бегать приятные мурашки. Тело уже на всё согласно и даже в кабинете завуча, если надо. Доктор смеётся. Воздух между нами становится совсем плотным.

«Нет, я приехал к Майе», — вспоминаются его слова.

Воображение подкидывает миллион вариантов их встречи. Ревность ядовитой змеёй затягивается в петлю на шее. И я, несмотря на то что плавлюсь и едва ли не