class="p1">– Стало быть, это тот рыцарь, – сказала королева, – который выехал из замка вчера и которого просили вас удержать люди, заточенные здесь. Вы видели его без доспехов?

– Нет, госпожа; он не пожелал снять шлем – для того, понятное дело, чтобы его не узнали.

– Теперь у меня нет ни малейшей причины оставаться здесь долее, – сказал король.

– Как! сир, – живо возразила ему первая Озерная девица, – и вы можете уехать, не постигнув тайну злоключений этого замка?

– Не вижу способа ее постигнуть, – ответил король, – но если бы я знал способ вызволить вас, меня бы не удержала никакая опасность. Скажите, что надобно для этого сделать.

– Сир, меня никто не может вызволить, кроме рыцаря, которому вы позволили уйти.

– Так вы его знаете? – воскликнул мессир Гавейн.

– Разумеется.

– Тогда вы можете нам сказать, кто он такой?

– Я обещала об этом молчать; я могу только помочь вам дознаться до этого.

– Ну так я клянусь, что не оставлю этого, пока не дознаюсь[78].

Эта клятва не обрадовала короля; ибо перед тем, как удалиться, Гавейн напомнил ему, что принц Галеот, сын Великанши и владыка Дальних островов, вознамерился в скором времени принудить бретонских баронов и самого их короля признать его сюзереном[79], и что надо не теряя времени остановить его на рубежах Галора.

– Ах, милый племянник, – сказал король, – как это вы надумали нас покинуть?

– Сир, я дал клятву; а ведь вы, верно, не меньше моего желаете познакомиться со здешним новым сеньором. Скоро я сумею вам в этом помочь, не сомневайтесь.

На том они и расстались; король был весьма обеспокоен отъездом, который мог отнять у него в грядущей войне самого лучшего рыцаря.

XXV

Мы видели Белого рыцаря, когда он, оставив Гавейна у отшельника в Плесси, отправился за своими оруженосцами, ожидавшими его у Гробницы Люкена. Несколько дней он провел в пути без приключений, пока не услышал в гуще леса, куда он углубился, сильный шум, а затем увидел рыцаря, который тянул за конским хвостом человека в одной рубахе: глаза завязаны, руки сомкнуты за спиной, на шею подвязана за волосы окровавленная женская голова. Он проникся к нему великой жалостью.

– Кто вы? – спросил он у несчастного, влачимого так немилосердно.

– Я подданный королевы Великой Бретани.

– Сир, – тотчас обратился Белый рыцарь к тому, кто держал поводья, – разве так подобает обращаться с христианином?

– Ему придется еще и похуже, – ответил тот, – если ему воздадут по заслугам. – Он опозорил меня с моею законной женой, с той, чья голова на нем висит.

– Ничему не верьте, рыцарь! Никогда у меня к его жене и мыслей подобных не было.

– Коль скоро он отпирается, рыцарь, почему бы вам не обвинить его при дворе, а не карать собственноручно? Или вы боитесь королевы, его госпожи?

– Нет такой королевы, которая не дала бы мне отомстить за мой позор.

– Тогда я сам буду его защищать; беру его под свою охрану.

Тем временем он сорвал повязку с глаз страдальца; рыцарь отъехал, взял разгон, и острие копья пронзило ему живот, замертво сбросив под ноги коня. Спутники его разбежались, а Белый рыцарь сказал, подводя добытого коня к тому, за кого отомстил:

– Садитесь и следуйте за мной.

– Сир рыцарь, если вы не возражаете, я бы заглянул домой, чтобы мне пустили кровь и поставили банки, прежде чем я вернусь к королеве. Но как мне назвать ей моего избавителя?

– Опишите ей мой щит, и этого довольно.

Они расстались, и когда спустя несколько дней королева узнала из уст рыцаря, что с ним приключилось, она без труда угадала, что его избавителем был все тот же победитель Скорбного Оплота.

Был месяц август, и стояла великая сушь. По пути Белый рыцарь глубоко погрузился в мечты, и нам нет нужды говорить, каков был предмет его грез. Его конь, уже не чуя узды, ступил в подсохшее болото, ногами угодил в глубокую промоину, запнулся, упал и подмял его под себя. Подбежавшие оруженосцы нашли его придавленного конским боком. Его насилу извлекли, коня подняли; и когда он снова сел в седло, ему повстречался монах, у которого он спросил дорогу к ближайшему дому.

– Послушайте доброго совета, – сказал святой отец. – Никогда не ездите верхом в субботу после Девятого часа; иначе с вами случится больше дурного, чем доброго.

Он повел их в аббатство, где сам он жил отшельником; Белый рыцарь оставался там десять дней; его отмыли, попользовали банками, но не излечили. Покидая тот дом, он сменил свой серебряный щит с тремя алыми перевязями на другой, червленый с белой перевязью, не желая ни в чем более зависеть от сверхъестественной силы первого щита.

В тот же день он встретил вооруженного рыцаря, который спросил, кому он служит.

– Королю Артуру.

– Скажите уж, самому вздорному из королей. Его дом – сборище пустозвонов всех родов. Недавно один увечный рыцарь заставил одного из завсегдатаев того двора поклясться отомстить за него любому, кто скажет, что более любит ранившего его, чем его самого; клятва эта весьма неразумна: сам Гавейн не мог бы с честью выполнить ее.

– А вы, сир рыцарь, не из тех ли, кто менее любит увечного, чем того, кто его ранил?

– Да, несомненно.

– А я и есть тот, кто дал клятву, упомянутую вами. Признайте, что увечный вам дороже.

– Я не солгу ни за что на свете.

– Тогда защищайтесь.

Они разошлись, устремились навстречу друг другу и ударили во всю мощь; седла под ними погнулись; но глефа Хворого рыцаря пронзила щит, разорвала кольчугу и завязла в ней вместе с древком. Они разом упали с коней; Хворый рыцарь поднялся первым и бросился на того с поднятым мечом. Но он нашел лишь бездыханный труп; душа уже отлетела.

С превеликим трудом он водрузился на коня и понемногу добрался до леса. Его оруженосцы набрали сучьев и веток, сделали из них носилки и обернули их чудесной шелковой тканью, подаренной Владычицей Озера. Бережно уложив своего сеньора, они впрягли в носилки двух красавцев-рысаков и медленно двинулись в путь.

XXVI

Мессир Гавейн между тем начал свои поиски. Проблуждав две недели и не узнав ничего о рыцаре, завоевателе Скорбного Оплота, он встретил одну девицу, у которой не преминул осведомиться о том, кого искал. Это была та самая прислужница, посланная Владычицей Озера к Белому рыцарю, чтобы указать ему дорогу к Скорбной Темнице.

– А! – сказала она, – вы монсеньор Гавейн, покинувший нас в Скорбном Оплоте!

– Не в моих силах, сударыня, было вызволить вас оттуда.