Человек, поворотом ключа прервавший урчание японского двигателя внутреннего сгорания, вышел из машины. Он задрал голову и посмотрел на знак.

– Каково же было удивление оперативников, – сказал он достаточно громко и перевёл взгляд на свою левую руку. В левой руке он держал голубую пластиковую корзину для транспортировки мелких домашних животных.

– Ноль денег в кармане и двухмесячный котёнок-перс в голубой пластиковой корзине для транспортировки мелких домашних животных, – с той же громкостью сказал он.

Чуть сильнее сжав кисть левой руки и не выпуская корзины, водитель приблизил запястье взрослого мужчины к глазам и посмотрел на часы, сапфировым стеклом прикрывающие глубоко синий циферблат.

– Мяу, – подал голос котёнок.

Человек различил две светящиеся точки сквозь тонкие зубья пластмассы.

– Вот примерно тоже самое думаю и я, – сказал он, разглядывая, как идеально преломляется свет в двух созданных миллионы лет назад комплектах хрусталиков и сетчатки. Как свет превращается в два тлеющих изнутри бирюзово-изумрудных огонька.

Человек опустил корзину и сделал шаг к машине. Он повернул к себе водительское зеркало бокового обзора и наклонился к нему, чуть коснувшись щекой стекла в дверце.

– Он был похож на рок-звезду, которая позавчера поняла, что она лысеющий мужчина лет тридцати пяти, – сказал он зеркалу.

Человек выпрямился и во второй раз за последнюю минуту поднял взгляд на знак, превышающий его размерами втрое.

– А ты – турник, сделавший операцию по смене мозга, – произнёс он чуть громче и полез во внутренний карман коричневой кожаной куртки. Он достал из него небольшой, квадратный и прозрачный полиэтиленовый пакет с компакт-диском внутри.

«Штурм СИЗО „КРЕСТЫ“ 23 февраля 1992 года» – белые буквы по чёрному круглому полю с отверстием посередине.

Человек, не глядя, швырнул диск через плечо и, сделав три десятка шагов, вошёл в парикмахерскую.

– Здрасьте! – сказал он и поставил голубую корзину на низкий столик с журналами у входа.

– Здрасьте! – сказала из подсобки парикмахерша Зинаида. На бейдже её фломастером было написано: «Варвара З.». И это была фамилия Зинаиды с инициалом её имени.

– Как будем стричься? – спросил её мужчина.

Зинаида два раза хлопнула ресницами. Спросила:

– Как?

– Сбой в программе? – подмигнул ей посетитель.

Зинаида два раза хлопнула ресницами.

– Итого четыре, – сказал мужчина и кивнул в сторону журнального столика. – Это Четыре. Так зовут этого котёнка. Он ваш вместе с корзиной. А вы меня подстрижёте, да?

Зинаида посмотрела на синюю пластиковую ёмкость. Потом опять в лицо мужчине:

– Как стричься будем?

– Оп! – сказал мужчина радостно. Добро пожаловать в «Минуту Назад»!

Через время он вышел из парикмахерской «Эдем» в вязаной шапочке на голове. Он посмотрел в затянутое облаками мартовское небо. Перешёл небольшую площадь перед зданием станции и вошёл в дверь с надписью «ФОТО».

«Эдем» и «ФОТО» находились в графе «Сфера услуг» станции РЭП-4.

Прямо напротив здания станции расположилась трёхэтажная районная больница, которой в следующем году исполнялся сто сорок один год.

Парикмахерская, сменяя названия и персонал, бессменно базировалась в здании гостиницы с середины двадцатого века. «ФОТО» – примерно столько же, но в торце магазина.

Все жители близлежащего посёлка Путеец покупали, лечились, фотографировались и работали здесь же. Станция относилась к районному центру Перевальск, и кладбище у этих двух объектов было общее.

Кладбище.

Ровно посередине между РЭП-4 и Перевальском.

Прямо у Путейца.

Люди, являющие собой Население обоих Населённых Пунктов, называли его «новым».

«Старое» было в десяти километрах севернее.

Последние дома посёлка упирались в могилы первых захороненных здесь в 1978 году жителей района. Кладбище за своё тридцатилетнее существование превратилось в город памятников и крестов. С улицами и переулками. Вид маленького (визуально – в десять раз меньшего по размерам) посёлка рядом с внушительным кладбищем подавлял любого, кто посещал эти места.

Мужчина, приехавший на ржавеющем «Patrol», перешёл площадь перед станцией и вошёл в дверь с надписью «ФОТО».

Фотограф Шурик Харитонов был седым дедом шестидесяти лет. Он пил чай, когда дверь Мастерской (так величал две тесные комнатушки он сам) быстро и уверенно открылась и так же закрылась.

– Здрасьте! – сказал вошедший.

– Здравствуйте, – Харитонов отставил кружку.

– Понимаете, – сказал мужчина, – сегодня Большой Праздник, и, по законам моей страны, мне сегодня нельзя держать деньги в руках. Совсем. Но мне очень нужно сфотографироваться.

– ПЧХИ! – чихнул неожиданно Харитонов.

– Будьте здоровы. Так вот, я вам хочу предложить это… – мужчина неожиданно вскинул руку и стал расстёгивать ремешок своих часов.

– Это дорогие часы, – сказал он, протягивая их фотографу. – Даже немножко слишком.

Харитонов по весу, блеску стали и глубине циферблата понял, что держит сейчас в руке, как минимум, свою зарплату за последние пять лет.

– Вам на документы? – спросил он, чувствуя тяжесть часов в ладони.

– А какая ещё есть? – молодой человек снял свою потёртую коричневую кожаную куртку.

– Художественная, – ответил Харитонов, следя глазами за клиентом. Тот подошёл к стенду с образцами.

Там, размноженный во все форматы, висел сам Харитонов. Было четыре Харитонова «на паспорт». Четыре «на водительское удостоверение». Два «открытка». И один Харитонов «портрет». Это была самая большая фотография на стенде.

– Вот, мне такую, – сказал клиент, мотнув головой на «портрет».

– Но фото только завтра будет готово, – Харитонов рассматривал циферблат на расстоянии вытянутой руки.

– Отлично, – сказал клиент, снимая шапку.

Харитонов позже описывал его как бритого под ноль мужчину, явно младше его, Харитонова. Но не юношу призывного возраста, это точно.

В чёрной футболке с белыми буквами «АГАЩАЗБЛЯ» на груди он уселся перед объективом Харитоновской «Лейки» и широко улыбнулся.

Харитонов сделал ещё один, дублирующий, снимок.

– Завтра после обеда заходите, – сказал он, выписывая квитанцию. Ему хотелось быстрее остаться одному и примерить этот массивный, тускло мерцающий полированным сапфиром хронометр.

Мужчина кивнул. Вдел руки в рукава куртки. Подошёл к стенду. Вгляделся в одиннадцать разнокалиберных лиц Харитонова. Потом быстро вышел на улицу, на ходу засовывая квитанцию в задний карман джинсов.