Парикмахерша Зинаида видела, как он из «ФОТО» направился к своей машине. И что возле машины стоял Федя Гончаров. Федя Гончаров был помощником машиниста тепловоза и три года назад пришёл из армии. Он стоял, засунув руки в карманы, и рассматривал сквозь стекло приборную панель автомобиля. Зинаида видела, как Фёдор обернулся и пожал руку бывшему хозяину котёнка.

– Четыре… – пробормотала она. – Что за имя? Васька вот нормально… Или Мурзик…

– А «Patrol» как переводится? – спросил Федя и достал из портсигара (с гербом Волгограда на крышке) сигарету без фильтра.

– А сам, как думаешь? – мужчина открыл дверь и сел на водительское сидение. Оставил одну ногу на земле, левую.

Федя прикурил. Хмыкнул. Выдохнул дым:

– Сколько лет?

– Мне?

Федя снова хмыкнул. Покивал криво усмехаясь.

– Пожрать тут, где можно? – спросили вдруг из салона авто.

Администратор гостиницы Татьяна Рисухина смотрела на большие круглые часы над входной дверью. Смотрела так, как смотрит человек, находящийся в помещении один и автоматически поднявший глаза на прибор, отмеряющий ВРЕМЯ. Поднявший взгляд посреди бесконечного трудового дня и обнаруживший, что уже 15.00. Только что она задумчиво смотрела на коричневый налёт по краешку красной кофейной кружки и вдруг ЧАСЫ над входной дверью.

Колокольчик между ними – между часами и дверью.

Его тонюсенький язычок вдруг плавно качнулся, трогаясь с места и

– ДЗИЛИНЬ! – дверь открылась.

Поэтому она точно запомнила, что мужчину в коричневой потёртой кожанке она увидела в три пополудни.

– Такая… по дорогому потёртая кожа… – скажет она потом, – красиво потёртая…

– Здрасьте! – улыбаясь, произнёс вошедший. Татьяна не видела его зубов, но выражение его лица в этот момент вполне можно было идентифицировать, как улыбку. Ей нравились такие вот улыбки. Когда человек не скалился, а, действительно, улыбался.

– Здравствуйте, – тоже улыбнулась ему в ответ Татьяна.

Он подошёл к стойке и снял шапку. Сунул её в карман.

– Не по сезону у вас причёска, – сказала Татьяна.

– Ненавижу себя, – он стоял отделённый от неё высокой деревянной стойкой. Она видела его тело с солнечного сплетения по макушку. Говорил, не меняя выражения лица и глядя Татьяне в глаза:

– Довёл её до слёз. Бедная девочка. Плакала из-за меня. А я сидел и рычал на неё. Слюной брызгал. Пить бросаю… Да… Бросаю…

И замолчал. Татьяна, подняв левую бровь, смотрела на его губы.

– Но завтра, – сказал он неожиданно.

Татьяна отметила про себя, что глаза у него с каким-то непонятным янтарным отливом. Он посмотрел ими вправо. Потом перевёл их влево. Затем вернул обратно. В глаза Татьяне.

– Вы кино любите? – спросил он вдруг.

– Да, – кивнула она.

– А я нет… У вас зубной щётки запасной не будет?

Татьяна подняла вторую бровь.

– Запасной или лишней?

Татьяна отрицательно качнула носом вправо-влево пять-шесть раз. Сказала закончив:

– Нет.

Мужчина покивал. Помолчал. Потом:

– Меня Павел зовут.

– Татьяна… – она поняла, что мышцы её лба онемели и что она их не чувствует.

– Так вот, собака я бешенная. Довёл до слёз. И спать с собой не пустил. Скрипел зубами. Ногами выпихивал… Отвернулся… Пить бросаю теперь. Но не сегодня. У вас тут, говорят, ресторан.

– Да. При гостинице… – Татьяна посмотрела в сторону входа в ресторан. Мужчина проследил за её глазами.

– Там бар есть, – сказала она, – хороший.

– А виски есть?

– Виски, – она кивнула, – есть.

– Вы во сколько заканчиваете сегодня, – спросил мужчина, – работать?

– В восемнадцать ноль-ноль.

– Вы могли бы отужинать со мной сегодня вечером?

Татьяна поняла, что её открытый рот выглядит глупо:

– Во сколько?

– В девятнадцать ноль-ноль.

Вряд ли стоящий перед ней сейчас мужчина знал, что Татьяна Петровна Рисухина по образованию была библиотекарем (чего одно время стеснялась), что даже работала когда-то в Белгородской областной библиотеке. Что с первым мужем познакомилась прямо на рабочем месте: он пришёл сдавать «20 000 лье под водой» Жюля Верна, при знакомстве представился как Капитан Немо и оказался тридцатитрёхлетним киномехаником из кинотеатра «Мир».

Киномеханика звали Паша. Татьяна семь лет жизни с ним вспоминала как семь лет ада и секса. Что в этой гостинице она проработала уже восемь лет, что было ей почти сорок три, вряд ли всё это знал стоящий напротив неё мужчина. Он видел перед собой темноволосую стройную женщину с узкими скулами, чувственными губами и аккуратной грудью. «Скорее не с янтарным, а с медовым отливом», – подумала она и произнесла вслух:

– В девятнадцать ноль-ноль смогу.

Он кивнул:

– Вы виски будете?

– А я их не пила никогда…

– Так будете?

– Буду.

Пауза. Потом ещё раз:

– Буду.

2.

Ресторан был старым.

В следующем году ему исполнялся сто сорок один год. У ресторана была История. Каждые десять лет здесь что-нибудь происходило. Обрастало легендами и передавалось из уст в уста проводниками проходящих мимо поездов.

Поездов было два.

Вечером шёл поезд «Москва» – и какая-то невнятная «Бесконечность» в семь суток пути. Утром возвращался оттуда – из «Бесконечности» – очередной рейс «на Москву».

Повар Миша Рожков как-то задумался: ежедневно с одного из вокзалов Москвы отправляется этот, с трёхзначным номером рейса, состав. И с Противоположного Вокзала на Москву каждый день трогается тепловоз, тянущий вагоны. То есть практически неделю едущий обратно.

– Значит, сейчас, в эту самую минуту, на этом маршруте одновременно находятся четырнадцать составов, – сказал Миша Рожков Светке Зубовой, единственной официантке ресторана. Та посмотрела в потолок. Загнула семь пальцев.

– Ни фига себе, – проговорила, наконец.

– Здрасьте! – сказал кто-то позaди них.

Они обернулись.

– Здравствуйте, – Миша покивал.

– Добрый день, – отреагировала, наконец, Светка.

Мужчина подошёл к ним, держа руки в карманах куртки. Вытащил из обоих карманов по кулаку – правый и левый – протянул их Светке и Михаилу:

– В каком?

– В этом! – сразу стукнула по левому кулаку Светка. Кулак раскрылся: пустой.