— Простите, что пришлось силу примерить.

— Нет, нет, не извиняйся Иннокентий, — без эмоционально сказала женщина. — Тебе не за что извиняться. Это ты меня прости, что я сопротивлялась. Ты помог мне, теперь помоги остальным.

* * *

— Ты как будто точно знал, что этот проклятый самолёт на нас не рухнет, — заметил Виталий, пытаясь совладать с дрожью в голосе.

— Скорее, чувствовал, — ответил Борис. — Думаю, все это чувствовали, — и добавил, спустя секунду: — В какой-то мере. То, что там, не может оказаться здесь.

— Те, кто убежал в убежище, вряд ли что-то чувствовали, кроме страха. А теперь посмотри на них… Они все как будто потухшие. Как лампочки пыльные.

— Хорошее сравнение.

Борис с Виталием сидели на земле, прислонившись к ограде. Рядом во дворе переговаривались Марина, Вероника и Валерий. Капелька стояла возле ворот, глядела на сумеречных людей за периметром.

Те продолжали уговаривать:

— Подойдите к нам… Мы хотим помочь… Подойдите… Не нужно нас бояться…

Но теперь голоса звучали как-то вяло, сонно, будто утратив энергию и энтузиазм.

Капелька вдруг нахмурилась, озадаченно посмотрела вправо, влево, потом спросила громко:

— Вы слышите?

Борис с Виталием встревожились, поднялись с земли.

— Кто-то на помощь зовёт! — Капелька указала пальцем направление. — Там! Да, да, точно там!

Теперь и Борис с Виталием услышали голос:

— Помогите… кто-нибудь… я здесь… помогите…

Они поспешили на звук, за ними последовали остальные. Проникли во двор, окружённый аккуратным забором, и обнаружили бабу Шуру. Та лежала на земле и буквально выдавливала из себя болезненно:

— Помогите… плохо что-то мне…

Марина склонилась над ней, взяла за руку.

— Сердце?

Баба Шура посмотрела на неё мутным взглядом.

— Мариночка? Это ты?

— Да, баба Шура, я. У вас сердце прихватило, да?

— Не знаю. Нет, не думаю. Голова кружится сильно и… ноги. Ноги отнялись.

— Надо в дом её, — сказала Вероника.

Виталий порывисто кивнул.

— К нам её отнесём. Только нужно осторожно, — он рванул к калитке, выкрикнув на ходу: — Я мигом! Не трогайте её пока, я сейчас!..

Через пару минут вернулся с толстым покрывалом, которое они все вместе расстелили на земле и переместили на него бабу Шуру. На этих не слишком удобных носилках отнесли пожилую женщину в зелёный дом, положили на кровать в комнате на первом этаже.

— У меня с сердцем всегда всё хорошо было, — стонала баба Шура. — До стольких лет дожила и ни разу не жаловалась. Это не сердце, нет. Что-то другое. А вот с ногами всегда беда была… всегда. Мне бы воды. Можно мне воды?

Капелька принесла ей берёзового сока в кружке. Она выпила его маленькими глотками.

— Вы какие-нибудь таблетки принимаете? — поинтересовалась Марина. — Может, принять сегодня забыли?

— Только от давления, — ответила баба Шура. — Вы не волнуйтесь. Я полежу маленько и в себя приду. Это всё от волнения. Переволновалась я, перепугалась. Такие ведь ужасы вокруг творятся.

Виталий дёрнул плечами и сказал неуверенно:

— Может, давление скакануло? — в медицине он не разбирался, как впрочем, и остальные из присутствующих. — Баба Шура, где в вашем доме таблетки лежат? Я сбегаю, принесу.

— Таблетки? Да они в спальне, прямо на столе. И тонометр там же.

— То… что? — нахмурился Виталий.

— Это штука такая, давление мерить, — подсказала Вероника.

— А, ясно.

— Я схожу, — вызвался Борис. — Виталь, есть у тебя фонарик?

— Найдётся. Сейчас принесу.

Через минуту, с фонариком в руке, Борис вышел из дома, у ворот едва не столкнулся с Прапором. Тот, прижимая к себе картонную коробку с птицей, спросил встревоженно:

— Что с Шуркой? Я видел, как вы её тащили.

— Да пока непонятно, — ответил Борис, глядя на галку в коробке. — Вот иду в её дом за таблетками и тонометром.

— Давление подскочило? — повторил Прапор версию Виталия.

— Я же говорю, непонятно пока. Да вы зайдите в дом, — Борис чувствовал исходящий от старика запах алкоголя, но тот твёрдо стоял на ногах и говорил чётко. — Зайдите, что здесь топтаться-то?

— Ага, ага, — пробубнил Прапор. — Да, зайду, пожалуй. Конечно, зайду.

Он двинулся к крыльцу, а Борис направился к дому бабы Шуры. На людей за периметром не смотрел, не хотел снова увидеть среди частокола бесцветных столь же бесцветную девочку, которая когда-то была его сестрой. Именно была, потому что Зои больше нет. Остался лишь какой-то унылый слепок, жуткая имитация. И смотреть на эту подделку больно. Стоило ему заглянуть в её холодные глаза, и он понял: от той девочки, которая любила украшать ветки кустарника разноцветными ленточками и обожала закапывать «секретики», ничего не осталось. Теперь это оболочка, наполненная чем-то тёмным, злым, лукавым. И даже то, что это существо знало любимую песенку настоящей Зои, его не обмануло. Вернее, обмануло, но ненадолго — это как после пробуждения быстро понимаешь, что тающие в сознании образы, всего лишь обрывки сна и к яви они не имеют никакого отношения. Борис верил, что много лет назад Зоя действительно очутилась в чёрной пустыне, и от одной этой мысли ему выть хотелось, но он не верил, что в той девочке за периметром осталась хотя бы капля человечности. И не только холодная бездна в глазах, но и эти шелестящие безжизненные голоса убеждали его, что вывод, который он сделал, верный. Сумеречные люди говорили: «Идите к нам… Мы хотим вам помочь… Мы не причиним вам зла…» Однако это то же самое, как если бы множество маньяков, пряча за спинами ножи, призывали подойти к ним и обняться в знак вечной дружбы. Лукавство бесцветных было слишком уж явным и даже в чём-то наивным. Немудрено, что их слова никого не убедили. Огромный самолёт — не в счёт. Трюк с ревущей махиной — это действительно было сильно. Впрочем, этим трюком сумеречные люди окончательно выдали главный секрет: то, что там, не может оказаться здесь. Плохо только, что пятеро всё же повелись на обман и теперь они там, за чертой. А может, и не пятеро, а больше? Возможно, кто-то ещё укрылся в ложном убежище? Скоро это станет ясно.

Сумеречные люди умолкли, а потом прозвучал одиночный голос, в котором пробивались фальшивые детские нотки:

— Посмотри на меня, Боря… Я здесь… Почему ты не смотришь? Ты что, боишься меня? Я ведь твоя сестрёнка. Не игнорирую меня, Боря, не игнорируй!

Борис скривился, мысленно выругавшись. Не игнорируй? Серьёзно? Да Зоя даже слов таких не знала! Она была маленькой девочкой, которая букву «Р» плохо выговаривала и самые сложные слова, которые она произнесла за свою короткую жизнь это «динозавр» и «экскаватор». «Не игнорируй» в её лексиконе даже близко быть не могло.

Лживая подделка! Кукла, набитая