Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сенечка, почему ты так красиво оделся? — поинтересовалась девушка по дороге. — Тебе очень идет! Настоящий франт!
— Спасибо, — откликнулся мальчик, хотя не был уверен, что «франт» — это комплимент.
— Он вырядился, потому что хочет сообщить важную новость, — добавил Артем. — В субботу наш Сенечка отправляется в экспедицию.
— В экспедицию? — удивленно переспросила Луиза.
— Да, мы пойдем на завод. С ребятами, вечером, — Сенечка остановился и резко повернулся к ней. — Мы проберемся незаметно и выкрадем Карлсона. Помнишь, я говорил про мышь?
— Конечно, помню, слышала эту историю от тети Поли, не один раз слышала, — Луиза растерянно кивнула. — Но, что значит «проберетесь на завод»? Как это — «проберетесь»?
— Значит — тайно проникнем, — пояснил Сенечка. — С тем, чтобы выполнить миссию. Поход наш будет опасен и труден.
Луиза снова автоматически кивнула, смысл его слов так и не дошел до нее, а Сенечка вдруг склонил голову и театрально, но в то же время весьма искренне, как положено настоящему ребенку, произнес:
— Благослови на подвиг, прекрасная дама!
И опустился на одно колено. Луиза с недоумением повернулась к Артему, тот лишь молча кивнул, и она, все еще не до конца понимая, что нужно делать, положила ладонь на макушку Сенечки, провела по его волосам и тихо, но отчетливо, произнесла:
— Благословляю тебя. Вас. Благословляю на этот подвиг.
— Благодарю, — откликнулся Сенечка торжественно и поднялся.
— Что все это значит? — Луиза повернулась к Артему, она нахмурила брови, теперь лицо ее приобрело строгое, даже суровое, «учительское», как он называл, выражение.
— Это значит, мой брат считает тебя самой прекрасной из донских женщин, раз попросил благословения! Подрастает соперник мне, — чуть насмешливо ответил Артем.
— Спасибо, Сенечка, — Луиза снова погладила мальчика по волосам, потом обняла за плечи, — Но я имела в виду не это! Что такое благословить на подвиг — мне хорошо известно! Но что значит «Сенечка с мальчиками пойдут на завод»? Это может быть опасно, я бы ни за что не пошла одна. Даже с кем-то — и то не пошла! Как ты можешь отпустить? Как родители его отпустили?
— Родители не знают, — ответил за Артема Сенечка. — И ты не говори. Это тайна. Наша тайна.
— Нет, так не пойдет, — Луиза взволнованно покачала головой. — Тайны тайнами, а если с вами что-то случится, представляешь, что будет с твоей мамой? Это вовсе не шутки, Сенечка! Это опасно и может плохо закончиться! Ты не должен туда ходить, ни в коем случае, слышишь!
— Успокойся! — Артем взял девушку за руку, вынуждая замолчать. — Все хорошо будет. Я иду с ними. Уж не дам братца в обиду.
— За тебя я тоже боюсь.
— Напрасно. Что вы все раскудахтались? Это просто индустриальная зона. В других городах таких сотни. В Донске она вынесена за периметр. Только и всего. Там нет ничего страшного, это не военное предприятие, не полигон. Просто завод.
— А зачем они забрали туда Карлсона? — подозрительно спросила Луиза.
— Вот это нам и предстоит выяснить, — серьезно ответил Сенечка.
— Брось, — Артем отмахнулся. — Ты что, веришь в эти безумные выдумки тети Поли? Ты же взрослая девушка, Луиза! А Поля — ненормальная. Одна из важнейших тактических задач нашего квеста — доказать, что никакого Карлсона там нет. И мы это сделаем.
— Или спасем его, если он там есть, — добавил неугомонный Сенечка.
— Пожалуйста, будьте осторожны, — Луиза умоляюще взглянула на Артема, а потом крепко обняла его, не сдержав чувств.
— Ты тоже будь осторожнее, помни, что я тебе сказал.
— Хорошо, — она спрятала лицо у него на груди, а Сенечка, отвернувшись, спросил:
— А что ты сказал?
— Да так, разное.
— Про Аллу?
— Ничего от него не утаишь, — засмеялся Артем, притянув брата к себе. Теперь они стояли, обнявшись втроем. — Да, про Аллу. Мы не знаем, кто это сделал, поэтому все должны быть осторожны.
Сенечка кивнул. В глубине души он совершенно не боялся ни предстоящего похода, ни таинственного убийцы: твердо верил, что Артем справится со всеми, с любыми врагами, сколько бы их ни было! Он полагался на непобедимость старшего брата и такая уверенность свойственна детям, убежденным, что находятся под защитой взрослых, а те способны уберечь от любых бед.
— Ну все, нам пора, — Артем взглянул на часы, — Вечером заеду, ты не против? Сейчас Сенечку домой отвезу, потом на работу.
— Давай, может, завтра? — спросила Луиза. — Мне маме еще помочь надо, и пока не слишком хорошо себя чувствую.
— Ладно, — он согласно кивнул. — Тогда отдыхай. Старайся не выходить из дома. Как только будут новости, напишу. Но в любом случае, рад, что тебе гораздо лучше.
— Да, спасибо.
Луиза проводила их до ворот, и лишь когда калитка закрылась за гостями, вдруг поняла, что имел в виду Артем, сказав, что «ей гораздо лучше». Речь вовсе не о болезни! Просто сегодня она не упоминала в разговоре Тонино. Даже когда разговор зашел о театре, Луиза не произнесла ни слова! Поэтому Артем решил, что ее сознание прояснилось, прежде оно было затуманено недомоганием. Но теперь девушка снова в здравом уме, иллюзии оставили ее. Луиза печально усмехнулась. Если б это было так! Она просто научилась немного хитрить — и все. Нет, не болезнь и не слабость вынудили ее просить Артема не приезжать, а мучительное желание провести это время в переписке с Тонино: они обменялись телефонами, теперь он мог присылать ей сообщения, она ждала записки, как ждут чуда, а потом долго раздумывала над каждым словом, набирая ответ.
— Когда мы встретимся? — спрашивала она.
— Ты что-то решила? — отвечал он.
— Нет. Еще нет.
— Значит, пока нельзя.
Так заканчивались все их разговоры. Но время неумолимо убегало, и Луиза все отчетливее понимала, что пытается отдалить неизбежное. Решение нужно принять — так или иначе. Ей придется выбрать. Иногда чаша весов уверенно склонялась в пользу Артема, но потом сразу мысли о Тонино перетягивали в противоположную сторону. Она колебалась, не могла определиться. А он ждал. Тонино ждал. Артем-то и не подозревал о нелегком выборе, считая, что девушка всего лишь пребывает в плену фантазий, которые рано или поздно должны рассеяться.
— Почему ты не пришел на похороны Аллы? — спросила она. — Ты же обещал прийти? Она так любила тебя! Для нее это было важно.
— Знаю и очень сожалею, — написал