– И ты застрял с нею?

– Да. Именно так. – Флойд водит кончиком пальца по верху своего бокала и кажется непривычно задумчивым.

– И кто из вас закончил отношения?

– Я. И вот тогда проявилось это сварила кролика. Она никак не хотела отпустить меня без борьбы. У нас было несколько ужасных ночей. По-настоящему жутких. И однажды она сказала, что с нее хватит. Бросила Поппи на моем пороге и исчезла с лица земли. – Он пожимает плечами. – Вышло нехорошо. В самом деле, печально. Сама понимаешь, история получилась грустная.

В кухне становится мрачно и неуютно. Даже неловко.

– Прости, – вздыхает Лорел. – Я не хотела тебя огорчать. Это просто… из-за странной связи между тобой и мной… и Элли. Просто мне хотелось чуть лучше разобраться во всем.

Он кивает.

– Я понимаю. Видишь ли, я сочувствую Поппи. Мне ее жаль. Жаль, что ее бросили. Ни один ребенок не хочет чувствовать себя нежеланным, даже если этому ребенку все равно, что случилось с тем, кто бросил его. Но, – Флойд немного оживляется, – теперь у Поппи есть ты. Хорошо, что ты можешь подбодрить ее. Да и всех нас тоже. Твое здоровье!

Их бокалы встречаются, – и взгляды тоже.

Лорел возвращает свое внимание к мясу, лежащему у нее на тарелке. К розово-серой плоти умерщвленного молодого теленка. Лорел режет мясо, и ручеек цвета вина бежит по тарелке.

И у Лорел пропадает аппетит. Но почему так случилось, она не понимает.

На следующий день Лорел паркуется на многоэтажной автостоянке в Кингс Кросс и направляется в колледж Св. Мартина на Грэнери Сквер.

Что Эс-Джей работает сегодня там, Лорел узнала от Флойда, когда беспечно спросила его об этом за завтраком.

Заурядный день, серенький, как газетная бумага, оживлен рождественскими огнями и гирляндами, светящимися в каждом окне. Широкая площадь Грэнери Сквер кажется тихой. Россыпи голубей. Несколько борющихся с холодом человек – они вышли на улицу, чтобы за утренним кофе выкурить сигарету.

Войдя в приемную, Лорел направляется к стойке администратора и спрашивает, можно ли встретиться с Сарой-Джейд Верчью. Оказывается, до ланча Сара будет занята, и Лорел идет в ресторан по соседству, перекусывает и выпивает две чашки кофе и мятный чай. В двенадцать тридцать возвращается и ждет Сару-Джейд снаружи у входной двери.

В десять минут первого появляется Сара-Джейд. На ней огромное розовое пальто из искусственного меха и сапоги, кажущиеся слишком большими для нее. Она вздрагивает, когда видит Лорел.

– О, – удивленно говорит Эс-Джей. – Привет!

– Привет! Извини за визит без предупреждения. Я просто была… Ты не голодна? Могу я пригласить тебя на ланч?

Эс-Джей смотрит на свои наручные часы и затем в небо.

– Я должна была… – но тут же умолкает. – Конечно. Спасибо.

Они идут в паб через дорогу. Он совершенно новый. Окна из зеркального стекла со всех четырех сторон открывают виды на площадь и канал. Здесь шумно: люди в деловых костюмах и студенты жужжат, как пчелы в улье. Лорел и Эс-Джей заказывают рыбные котлеты и газировку. Затем без особого энтузиазма берут хлеб из корзины.

– Как твои дела? – спрашивает Лорел.

– Нормально.

– Как отработала?

– А-а, да все хорошо. Только немного замерзла.

– Не думаю, что сейчас самое прекрасное время года для позирования обнаженной.

– Для рисования с натуры.

– Конечно. Прости. Сколько студентов рисовало тебя?

– Сегодня приблизительно двенадцать. Но иногда бывает тридцать или сорок.

– И о чем ты думаешь? Когда находишься в одной и той же позе?

Эс-Джей пожимает плечами.

– Ни о чем таком. Правда. Ну, просто о том, что я должна буду сделать, когда вернусь домой. О том, что когда-то делала, где была. Я просто позволяю мыслям прыгать с одного на другое. Иногда я оказываюсь в местах, о которых не думала уже много лет. Например, вспоминаю бар возле моего старого колледжа или ресторан в Праге, куда я ходила, когда мне было восемнадцать. Или о железнодорожной насыпи, с которой я спускалась, когда навещала бабушку и дедушку. О запахе лесного купыря… – Эс-Джей отщипывает маленький кусочек хлеба и кладет в рот. – Вон те птицы, как их там? Вяхири? От них столько шума. – Она улыбается. – Вообще-то они забавные.

– И потом вдруг вспоминаешь, что ты голая перед группой незнакомцев?

Эс-Джей непонимающе смотрит на Лорел, открывает рот, чтобы ответить, и закрывает его. Лорел вспоминает, как Поппи сказала, что у Эс-Джей нет чувства юмора.

– Так ты видела его сегодня? Ну, Саймона.

Эс-Джей испуганно смотрит налево, потом направо и предостерегающе поднимает руку.

– Извини, – спохватывается Лорел, – получилось бестактно. И, честно говоря, я приехала сюда не из-за этого. И не только чтобы увидеть тебя. А из-за того, о чем мы с тобой говорили тем вечером. Об Элли…

– Да. Я очень сожалею об этом. Повела себя немного бездушно. Иногда я бываю такой.

– Нет-нет. Я не против. Я и сама раньше часто думала обо всем том. Нет ничего такого, о чем бы я не думала миллионы раз, уверяю тебя. В том числе и о рюкзаке. Но ты начала что-то говорить о маме Поппи. О Ноэль.

Эс-Джей смотрит на Лорел сквозь густые ресницы и опускает глаза.

– О, да, – произносит она.

– Ну и? – Лорел подбадривает ее. – Что это было? Что ты собиралась сказать?

– Да ничего такого. Просто то, что Ноэль была немного странной. Немного сумасбродной.

– Знаешь, Эс-Джей, вчера вечером я прочитала старые дневники Элли. И она писала о маме Поппи. Она назвала ее той, которая сварила кролика. И еще Элли написала, что Ноэль приносила ей подарки и называла своей лучшей ученицей. И все это показалось мне немного… – Лорел изо всех сил пытается подобрать слова. – У тебя с ней были какие-нибудь дела?

– Ну, в общем-то нет. Давно, когда была маленькой, я часто приезжала к папе и подолгу оставалась с ним. Иногда она была там, но не всегда. Она вела себя так, будто ненавидела меня.

– В каком смысле?

– О, вы знаете… Ну, едкие замечания о моем поведении. Что я вышла из-под контроля. Что в ее семье за такую, как у меня, дерзость давно бы выпороли ремнем до синяков. А как только папа выходил из комнаты, она начинала игнорировать меня, будто меня там вообще не было… Она называла меня этой девчонкой. Эта девчонка будет там? Когда эта девчонка уйдет домой? И все в таком духе. Она была подлой гадиной по отношению ко мне.

– О, боже, какой кошмар. Ты, должно быть, была в ужасе, когда она забеременела.

– Да, я ревела.

– Я не удивлена.