начинает есть, у неё возобновляются месячные.

Продолжу по фильму «Сабина», домысливая его своими убеждениями и предубеждениями.

Однажды врач-психиатр вместе с другим медицинским персоналом обнаруживают всеобщий балаган, непозволительный в этой респектабельной клинике. Бренчат на пианино, танцуют, поют, веселятся. Выясняется, что зачинщик этого «безобразия» Сабина, она помогает аккомпанировать, с увлечением танцует сама, танцуют другие пациенты, молодые, старые, женщины, мужчины.

Песня знаменитая – «Тумбала, тум-бала, тум-балалайка»,

…песня восточных евреев, ашкенази[246], к которым относится семья Сабины…

слова которой давно известны Сабине,

«камень может расти без дождя, любовь может пылать и никогда не кончаться, сердце может тосковать, плакать без слёз».

Врачи растеряны, лечащий врач Сабины смущён, но Сабина не теряет самообладания. Она приглашает своего врача на танец, он вынужден согласиться.

Точно по Фрейду, страсть к разрушению во время буйства, но излечиться можно только любовью, бессознательно перенеся на своего врача черты бога и героя. Что произойдёт дальше предсказать трудно, решает множество факторов, характеры, темпераменты, обстоятельства, место, время, плюс спонтанность момента, вдруг вспыхнуло, вдруг погасло, всё может сохраниться в границах лечебных процедур, а может разрушить любую благоразумность. Но если можно найти в этом нечто архетипическое, то во многих случаях это «страсть женщины versus мужская благоразумность».

Разве перед нами не история любви, в которой Он полюбил Её не столько за муки (зеркальный вариант Отелло[247]), сколько за то, что она открылась перед ним во всей глубине своей беззащитности и уязвимости. У этого врача-психиатра всё в жизни более чем благополучно, любимая жена, дети, достаток,

…благодаря богатству жены, но какое это имеет значение…

наконец, блестящее будущее, как врача и как учёного.

Но эта беззащитная женщина, сама того не подозревая, обнажает в мужчине то, чего ему на хватало в благоустроенной и благостной жизни.

Разве перед нами не история любви, если врач для пациентки перестаёт быть врачом, поскольку раскрывается перед ней в той же мере, в какой она перед ним, если, тем самым, она лечит его не в меньшей степени, чем он её.

Сама Сабина романтично называла свою любовь к Юнгу «поэмой», эта «поэма» выражала всё то, что их объединяет, мифологию, философию, искусство, музыку Р. Вагнера[248], и кто может сказать, существует ли в данном случае граница между греховной страстью и духовной близостью.

И должны ли мы обвинять эту женщину во всех смертных грехах, должны ли обвинять в том, что она откровенно признаётся этому мужчине, что хочет иметь от него ребёнка, и не просто ребёнка, как обычная женщина от мужчины, она хочет нечто большее, она хочет совершить культовый акт вселенского значения, почти как брак в Сузах, который когда-то организовал Александр Македонский[249], она черноволосая семитка собирается родить от белокурого арийца нового Зигфрида[250], и если прежний Зигфрид был символом немецкого духа, то новый Зигфрид должен стать символом семитско-арийского единства. Что до жены и детей этого белокурого арийца, то и у греческих воинов, вступивших в брак в Сузах, были на родине жёны и дети.

Разве перед нами не история любви, даже если её продолжение было не романтически-пафосным, а пошло-приземлённым. Благоразумный мужчина желает защитить свой брак и репутацию, истеричная женщина срывается на почти базарную крикливость, мужчина видит во всём этом типичное проявление женского коварства, и с ледяным раздражением отправляет ей эпистолярную проповедь:

«поскольку Вы не имеете понятия о приличиях, я могу оставаться лишь Вашим консультантом, моя сессия стоит столько-то».

У любви множество ликов, в том числе земной, слишком земной.

Фильм «Сабина» можно было бы назвать «Любовь Сабины». Почти как «Любовь Свана» у Марселя Пруста[251].

…исключая версию любви, или бесстрастный «энтомолог» Кроненберг

– Следует ли полностью исключить версию любви?

Как следует из названия, фильм «Опасный метод» не только не о любви, но и не о Сабине Шпильрейн. Если довериться слогану фильма, то «опасный метод» относится к противостоянию «Фрейд против Юнга».

Впрочем, не будем придираться к названию и слогану, достаточно и того, что фильм снял режиссёр Дэвид Кроненберг.

Кроненберг в университете с увлечением занимался ботаникой и лепидоптерологией[252], потом стал кинорежиссёром, оставшись всё тем же бесстрастным «энтомологом». Отсюда, если говорить о кинематографе Кроненберга в целом, процитирую точную характеристику одного из кинокритиков:

«стиль: холодный и визионерский, с уклоном в психоделику. Тематика: мутации живых организмов, по преимуществу техногенные. Пристрастия: никелированные поверхности, шрамы от рваных ран, сексуальная подоплёка, тошнотворные спецэффекты. В своем персональном, тщательно выстроенном для самого себя гетто, Кроненберг – царь и бог: другим туда хода нет (пожалуй, даже чёрного), и сам он оттуда – ни ногой».

Всю свою карьеру, начиная с любительских научно-фантастических картин, Кроненберг живо интересовался единственной темой – деформацией человека XX века, его превращением в животное, механизм или компьютерную программу. Любимые герои режиссера – мутанты.

«Человек – это звучит мерзко»[253], мог бы сказать Кроненберг.

В его фильме «Мерзость», (другое название «Судороги»[254]), некий учёный вывел генетически модифицированного паразита, который повышает у людей сексуальное желание, однако паразит начал бесконтрольно распространяться, а заразившиеся люди стали превращаться в сексуальных маньяков.

И, окончательный вывод: «человек – это животное, которое слишком далеко зашло в подавлении инстинктов».

Процитирую ещё одного кинокритика: в фильмах Кроненберга «постоянное путешествие «туда и обратно». «Туда и обратно» это, прежде всего, трансформация известного дуализма материи и духа в новый дуализм «софта» (программного обеспечения) и «железа» (аппаратного обеспечения). Отсюда – в мировоззренческом плане – презрение ко всякой плоти, как слабой, беззащитной, распадающейся, или, иначе, просто ржавеющей, подобно брошенной на свалку «железяке». Отсюда – в художественном плане – предпочтение жанра боди-хоррор[255],

…буквально, ужас тела, источник ужаса – необъяснимые мутации человеческого тела…

пугающего мерзкими и натуралистическими подробностями превращения тела. Хотя «Опасный метод» снят не в жанре «хоррор», бесстрастный «энтомолог» никуда не делся.

Внутри этой матрицы фильмов Кроненберга зыбкость границ между тем, что принято считать нормальным, и тем, что ненормальным, теряет свой человеческий смысл (психологический, психиатрический, экзистенциальный, любой другой), и становится бездушным экспериментом над беззащитной человеческой «материей». А такие предельные выражения подобной «материи», как «жизнь» и «женщина», становятся почти синонимами распада».

Надо ли говорить, что в подобном фильме Сабина Шпильрейн в лучшем случае обречена на то, чтобы стать просто функцией в научном споре двух мужчин, с холодным равнодушием, даже с некоторой долей презрения, исследующих человеческую природу, её деформации, её превращение в природу животную.

Любопытное мнение высказал один из кинокритиков – третья и последняя цитата из статей кинокритиков о Кроненберге:

««Опасный