метод» Дэвида Кроненберга – вероятно, самое провальное его шоу. И абсолютный научный триумф. В некотором смысле – итог его сорокалетних кино научных штудий».

Не буду спорить, ни о «провальном шоу», ни о возможности «кинонаучных штудий», соглашусь только с тем, что культура человека должна преодолевать границы чопорности, излишней щепетильности, той же строгой этикетности, лицемерно отворачивающейся от физиологии живого человеческого тела. И в этом смысле Дэвид Кроненберг, также как в целом хоррор и боди-хоррор, такое же завоевание мирового кинематографа, как итальянский неореализм, французская «новая волна», русское революционное кино, и т. д.

Но при этом, признаемся, какая невероятная пропасть лежит между кинематографом Кроненберга и кинематографом Трюффо, о котором мы говорили ранее. Действительно, можно согласиться с Достоевским, слишком широк человек, не мешало бы сузить.[256]

Пациентка должна оставаться пациенткой, или суровый вердикт Кроненберга…

Итак, молодому психиатру Юнгу в самом начале его деятельности по опробованию нового психоаналитического метода повезло: ему попался интересный клинический случай, молодая пациентка из России, умная, чувствительная, истеричная, психически неуравновешенная, к тому же, еврейка. Большей удачи трудно пожелать.

Пациентка оказалась доверчивой, она быстро подпала под обаяние молодого психиатра (или всё дело не в психиатре, а в методе?). Пациентка была по-своему (по-семитски?) притягательной и сексапильной, но врач арийского происхождения был выше этого. Да, у него возникло к ней естественное влечение, но особой роли оно не играло. Ничего романтического, никакого сверхвлечения, главное – работа, карьера, семья.

Пациентка, какой бы она не была, оставалась для него пациенткой. Врач посоветовался со своим Учителем и решил опробовать новый метод лечения через сексуальное раскрепощение. Но учесть всех последствий он не смог, как не смог предусмотреть, что истеричная пациентка окажется такой навязчивой, возомнит о себе, бог знает что, придумает какой-то нелепый семитско-арийский миф.

Он догадывался, такое возможно, понимал, что это издержки профессии, любимый Учитель всегда предупреждал, что следует придерживаться «не сочувствия» к своим пациентам. Он умел «не сочувствовать», даже если иногда, в лечебных целях, приходилось подыгрывать пациентке, исполнять роль романтического влюблённого.

Возможно, он был не очень осторожен, возможно, посочувствовал ей больше, чем того требовало лечение. Так или иначе, она сумела нарушить его размеренную, запрограммированную жизнь, пришлось поставить её на место, пусть остаётся только пациенткой и платит за лечение. Она же из состоятельной еврейской семьи, а он не обязан лечить её бесплатно.

…Версия версией, но вот Альдо Каротенуто, юнгианский психоаналитик, профессор, преподаватель теории личности в Римском Университете, редактор «Historical Journal of Dynamic Psychology»[257], первый человек, в руки которого попал личный архив Сабины Шпильрейн, и который написал книгу «Тайная симметрия: Сабина Шпильрейн между Юнгом и Фрейдом», решительно встал на сторону Юнга, прямо обвинил Сабину Шпильрейн во всех смертных грехах, вплоть до ссоры великих психоаналитиков. Приходиться признать, что в подобных вопросах возможны различные подходы, а кто-то не допускает самой возможности различных версий…

Даже если судить по правилам, которые Кроненберг устанавливает сам для себя, после просмотра фильма «Опасный метод», возникает множество вопросов. Зачем понадобилась режиссёру талантливая и красивая Кира Найтли[258], которая столь убедительно играла великую страсть женщины (Анна Каренина), а во многих эпизодах фильма «Опасный метод» она добросовестно исполняет студенческий пластический этюд на тему «психотическая истерия»[259]. Зачем понадобилось в двух эпизодах фильма подчёркивать садомазохитские[260] наклонности героини фильма, если художественная задача фильма сводится к «опасному методу», и к «Фрейду против Юнга».

Если уж развенчивать Сабину Шпильрейн в духе юнгианского профессора Альдо Каротенуто, то и следовало это делать более жёстко, в холодном и визионёрском стиле, с уклоном в психоделику. Эксперимент так эксперимент, а беззащитность человеческого материала, тем более, если это женщина, может вызвать у зрителей подобного фильма особое садомазохисткое удовольствие и без показа таких подробностей.

«Фрейд против Юнга» может быть темой не только научного трактата, но и художественного фильма, но такой фильм не должен сводиться к выдёргиванию цитат из их полемики, или к банальностям вроде телепатических способностей Юнга.

Не принимая половинчатость версии Д. Кроненберга, готов считать приемлемыми различные художественные интерпретации нашего «треугольника», в том числе в стиле «боди-хорррор», выворачивающим наизнанку как романтическую истерику Сабины, так и научные претензии её врачевателей.

…оговорка по Фрейду

Что было после письма, о котором говорил выше?

Приведу с небольшими комментариями несколько отрывков из переписки Фрейда и Юнга, в которых упоминается Сабина.

Из письма Фрейда Юнгу:

«История с дефекацией очень хороша (?! – Р. Б.) и имеет многочисленные аналогии. По симптомам и даже по характеру больной можно увидеть признаки того, что мотивацией для неё является анальное возбуждение».

И в ответ на вежливое, «рискуя наскучить» в письме Юнга, столь же вежливые заключительные строки в ответ:

«как видите, Вы нисколько мне не наскучили. Я очень рад вашим письмам».

…не буду злорадствовать по поводу того, что два гения в этот период их жизни подчёркнуто почтительны друг к другу, а позже, когда окажутся врагами, забудут о какой-либо почтительности. Простым смертным, не пристало судить о поступках гениев…

Не трудно догадаться, что в переписке Фрейда и Юнга речь идёт о том самом письме, которое для меня «как заноза».

Из письма Фрейда Юнгу:

«Там где перенос отсутствует, пациент не будет делать усилий и не услышит нас, когда мы даём ему наш перевод бессознательного. По сути дела, излечение происходит через любовь. Перенос является самым убедительным и, я бы даже сказал, единственным неопровержимым доказательством того, что неврозы вызываются любовной жизнью пациента»

Когда-то умные люди открыли тестостерон[261] и окситоцин[262], сейчас не менее умные люди открыли неврозы и переносы, как «разгадку» любовной жизни. Согласимся, что утопический горизонт может ускользать от самых проницательных людей, как только постоянной рефлексии над границами собственных открытий, они предпочитают «единственно неопровержимые доказательства». И стоит ли объяснять, что любовь это, конечно, сумасшествие, это, конечно, психоз, но, прежде всего, тяга к свободе, как освобождение от всего рутинного, обыденного. В том числе от «неопровержимых доказательств».

Из письма Юнга Фрейду (лечению Сабины шёл четвёртый год):

«Одна пациентка-истеричка рассказала мне стихи Лермонтова[263], которые постоянно крутятся у неё в голове. Стихотворение об узнике, единственный товарищ которого – птица в клетке. Узник живёт только одним желанием: дать свободу какому-нибудь живому существу. Он открывает клетку и выпускает свою любимую птичку на волю».

Позже В. Набоков[264] разъяснил, что Юнг ошибся, речь идёт не о Лермонтове, а о Пушкине[265], о его стихотворении «Птичка», которое, к тому же, сильно искажено.

Как считает А. Эткинд,