ощущение надвигающейся расплаты. Было в этом спокойствии, в этом демонстративном нежелании тратить время на уроке на глупую прищепку и ее схваченного за руку хозяина что-то зловещее. Так кошка продолжает мирно пить молоко из миски, вылизывает себе шерсть, точит коготки и не торопится приняться за бьющуюся в агонии беспомощную мышь, прижатую стальной пружиной возмездия к шершавой плахе. Кошка знает, что мышь никуда не денется. Зачем же, спрашивается, спешить отрывать ей голову, когда можно спокойно дождаться, когда придет хозяин и вытряхнет улов из мышеловки на пол перед твоим холодным розовым носом? Толику некуда было деваться, а Тамаре — незачем спешить.

Ощущение безысходности и предчувствие готовящегося заклания усилились, когда в конце учебного дня в кабинет заглянула Тася и объявила, что завтра на большой перемене состоится общешкольная линейка. "Это меня линчевать будут", — шепнул Толик Веньке, испытывая мерзкие ощущения в паху и ниже. "Думаешь, из-за тебя?.. — на белого трясущегося Веньку было жалко смотреть. — Может, другое чего?..". — "Полагаешь, у директрисы есть вопросы поважнее, чем ученик, пытавшийся задрать юбку преподавателю? Нет, Венька, я всеми фибрами своей задницы чувствую, что вече из-за меня созывают. Но ты не бойся: сказал же я, что тебя не сдам, значит, не сдам. Так что, не дрейфь, держи хвост пистолетом. И не только хвост". — "Да ладно тебе… Сам-то как выкручиваться будешь?". — "А хрен его знает, товарищ майор: собака след не берет, и вообще территория не наша… Короче, пока ничего в голову не лезет. Но время у меня еще есть, ночь впереди длинная, покалякать о делах моих скорбных, правда, не с кем, поэтому придется самому кумекать. Что-нибудь удумаю".

Линейки, как правило, проводились в школе по понедельникам: директриса напутствовала учеников в начале очередной рабочей недели, обращаясь к ним с краткой педагогической проповедью. Ученики во главе с классными руководителями гвардейскими шеренгами выстраивались по обе стороны коридора второго этажа. Натертый за выходные мастикой паркетный пол, горел, как генеральские эполеты царской армии, отражаясь в блистающих масляными красками советских орденах на маршальском кителе товарища Брежнева, чей гигантский портрет прежде висел на стене в торце коридора. Портрет этот некогда стал причиной серьезного переполоха среди высшего преподавательского состава школы. Дело в том, что на первом этаже здания, аккурат под товарищем Брежневым висел столь же масштабный портрет Ленина — без орденов, но тоже величавый. Поэтажное расположение портретов наводило на мысль, что руководство лучшей в городе школы при гороно ставит Леонида Ильича выше Владимира Ильича. Тогда как выше Владимира Ильича, понятное дело, никого и ничего быть не может. Когда какой-то обративший внимание на иерархическую ошибку в портретах учитель поделился своим шокирующим наблюдением с директрисой, то не только бросил, тем самым, зерна паники на бескрайние поля ее души, но и поставил перед руководителем практически неразрешимую задачу. Ленин, конечно, превыше всего, и, с этой точки зрения, существующая диспозиция портретов была недопустимой. Однако и менять Ильичей местами, убирать Ленина с первого этажа, где он был хорошо виден каждому вошедшему в здание, директрисе тоже не хотелось. Мало ли как могут истолковать это решение… И все же мощный аналитический ум школьной предводительницы нашел выход из непростой ситуации: перед портретом Брежнева установили небольшой, обтянутый кумачом пьедестал, на который взгромоздили гипсовый бюст Ленина. Ленин всегда впереди! Дилемма была решена.

В ноябре прошлого года портрет Брежнева все-таки пришлось снять и отправить в завхозовскую подсобку, заменив его портретом строгого человека в очках и темном костюме, с таким же, как у литераторши Тамары Кирилловны, рентгеновски холодным и проницательным взглядом — Юрия Владимировича Андропова. Орденов и медалей на пиджаке у Юрия Владимировича не было, однако его взгляд с портрета оказывал на шалунов едва ли не более дисциплинирующее воздействие, чем взгляд маршала Брежнева. Во время линеек портрет, взирающий на выстроившихся в коридоре учеников, в какой-то момент оживал и приходил в движение, начиная подрагивать, как и все здание, будто при легком землетрясении, смех и разговоры в шеренгах стихали, на лестнице слышались шаги Каменного гостя, и через несколько секунд к собравшимся выходил Иван Поддубный, одетый в женское платье, Юрий Власов с накладным бюстом, Самсон, остриженный под мальчика в советской парикмахерской за 20 копеек, но не утративший вместе с волосами богатырской силушки, — одним словом, выходила директор лучшей в городе средней школы Милогрубова Елена Геннадьевна или сокращенно ЛеГенда.

О, Екатерина Великая, самодержица Всероссийская, о, Елизавета Английская, королева Бесс, о, Клеопатра и царица Савская, о, величайшие из жен! Благодарите небеса, что не довелось вам узреть торжественный выход Елены Геннадьевны Милогрубовой к несовершеннолетним подданным ее! Иначе осознали бы вы всю ничтожность свою, отреклись бы от престолов и с воплем отчаяния разодрали бы себе груди ногтями своими ухоженными! Что вы, венценосные, можете противопоставить ЭТОЙ стати и ЭТОМУ величию, этому могутному телу, необъятному и благодатному, как сама природа, этим рукам и плечам атланта, этим персям куполообразным, на которых крохотной янтарной капелькой возлежит кулон размером со спелую сливу, этим очам всевидящим, этим ресницам-стрелам, с которых на царственные ланиты черным дождем падает тушь, этим алкающим зубам с кровавым отпечатком помады, который делает Легенду похожей на вампира?.. Для полноты ощущений не хватает, конечно, какой-нибудь узловатой бородавки на носу, но у сиятельной Елены Геннадьевны не было бородавок. А вот у завуча, худой востроносой грымзы, их было сразу две: видимо, одна из этих бородавок была подарена директором. Зато на шее у Легенды протянулась тропинка маленьких темных родинок — словно следы от укуса кого-то из ее друзей-вампиров, который не удержался и цапнул эту сочную аппетитную плоть. И как ученики его понимали!

Если что в облике директрисы и имело невыдающиеся размеры, так это волосы — коротко стриженые, жесткие, медного цвета. Но впечатление чего-то мелкого и незначительного они не производили. Напротив, короткая суровая прическа, будто шлем, гармонично венчала голову этой удивительной женщины-воительницы.

Говорили, что в молодости Елена Геннадьевна занималась метанием диска и даже имела какой-то там разряд по легкой атлетике. Толик в этой связи замечал, что слово "легкая" с директрисой ну никак не ассоциируется, но коли сведения верные, тогда Легенда, надо думать, выступала на соревнованиях под псевдонимом "Тамара Пресс"5. Серега Змейкин давал другое объяснение феноменальным физическим данным директрисы: было известно, что она родом из Сибири, а в сибирских деревнях, как компетентно заявлял Змей, в качестве питьевой воды используют исключительно талый снег, а младенцам в молоко подмешивают медвежью кровь, чтобы они росли здоровыми и