что вся недвижимость и принадлежавшие ей ренты формально были получены от родственников по материнской линии, то есть от семьи Маджистри.

За отсутствием даты заключения брака не представляется возможным определить, к какому времени относится установление связи с семейством Тана, но, скорее всего, это случилось перед тем или сразу после того, как Джулио Чезаре Кьеза прибыл в Сантену в 1647 г. Во всяком случае, это событие, результат совпадения стратегий синьора и горожанина, придавало дополнительный престиж и окружало ореолом неординарности нотариуса с почти благородным статусом, мужа богатой госпожи, сменившей роскошный образ жизни в городе на деревенский, возможно, внебрачной дочери графа, о чем должны были ходить толки между крестьянами и нотаблями. Супруги Кьеза, в соответствии с традицией и в знак признания их авторитета как семьи подеста, обосновались в одном крыле феодального замка рода Тана ди Энтракве, еще одной и притом самой важной ветви этой знатной фамилии.

Впрочем, переезду семейства Кьеза в Сантену способствовали и их собственные родственные узы: ранее сюда уже перебрались представители менее успешной ветви Кьеза из Черезоле, семья испольщиков, потомков Убертино, чьим внучатым племянником был Джулио Чезаре. Они тоже были тесно связаны с родом Тана вполне обычными отношениями клиентской зависимости: Бартоломео, умерший в 1657 г., жил в Сантенотто, замке маркиза Таны, как и его сын Джованни, который умер в 1678 г.; оба были издольщиками и одновременно участвовали в управлении имением. Племянница Бартоломео вышла замуж за Джан Джакомо Пьятто, уже знакомого нам управляющего имуществом семьи Тана до начала XVIII в. Затем семейство Кьеза разделилось, удалившись из Сантены, чтобы заведовать фермами президента Гараньо в окрестностях Кьери, а затем адвоката Маино в Пойрино, а также вести хозяйство на землях, купленных в Вилластеллоне, так что среди жителей Сантены мы их больше не встретим, в том числе в следующих поколениях. Тем не менее после переезда на фермы в других местах, что, возможно, воспринималось как снижение статуса, они сохраняли сильную привязанность к роду Тана: в 1704 г. Мария Маргерита Кьеза, дочь Убертино, племянника Бартоломео, в своем кратком предсмертном завещании посвятила пять строк этой утраченной связи. В качестве некоего немеркнущего почетного титула она упоминает о своем «пребывании в доме Его Превосходительства из Сиятельных маркизов Тана и по-прежнему молит Величие Божье, дабы дом этих Превосходительных Синьоров сохранялся и процветал»[123].

Как бы то ни было, семейство Кьеза ди Убертино не имело такого престижа, как потомки Джан Галеаццо, и пробовало разные способы социального продвижения: его члены получали и выплачивали приданое в размере 100–150 лир (в то время как приданое их двоюродных сестер составляло от 500 до 2500). Вместе с тем наличие у них обширной сети связей всякий раз подтверждается при заключении браков высоким уровнем «бенизалье», денежных подношений, «приобретаемых» новобрачными из семьи Кьеза от родных и друзей на свадьбе и составлявших от 25 до 66 % приданого, что было своего рода публичным признанием роли Кьеза в местной социальной иерархии.

Присутствие в Сантене этой ветви семьи должно было значительно облегчить вхождение Джулио Чезаре в здешнюю среду, хотя у нас есть только одно конкретное доказательство их сотрудничества. Поколение семейства Кьеза ди Убертино, которое справляло свадьбы в 1650‐е гг., двумя браками было связано с родом Вароне — имущими крестьянами, но точно не из самых богатых. Именно один из Вароне, Ладзарино ди Антонио, супруг одной из Кьеза, вместе с сестрами Марией и Лоренциной (первая из них, в свою очередь, была замужем за одним из братьев Кьеза) жертвует в пользу Джулио Чезаре 2,80 джорнаты пахотной земли. Это произошло в 1656 г.[124]; в документе не указан мотив, но мы вполне можем истолковать вышеназванное дарение как публичное признание тесной связи между тремя семьями и — не исключено — зависимости более бедной родни от набравшего силу кузена-подеста. Это было подтверждение уже завоеванного престижа, диктовавшего передачу земли от членов семейства, остававшихся на низких ступенях социальной иерархии, к более успешным в рамках системы обоюдности и обмена ресурса на протекцию.

То, что дарение носило лишь символический характер подтверждения существующей связи, — вовсе не надуманная гипотеза: ведь Джулио Чезаре земля была не нужна. Полученный им в подарок участок был единственным, который он задекларировал в кадастровой описи 1656 г.[125], и к нему, насколько можно судить, ничего не добавлялось до самого конца его жизни. Он владел движимым имуществом и делал вложения исключительно в менее осязаемые блага в виде связей и престижа, в получение и оказание покровительства, в создание прочных уз, в приданое для дочерей и в обучение сыновей. В наследство он оставляет им социальное положение, завоеванное и утвержденное на протяжении сорока лет политического посредничества во внутренних конфликтах общины и консорциума нобилей, а также во внешних — с городом Кьери и с государственной финансовой администрацией.

Впрочем, мы часто встречаем его в качестве продавца недвижимости: отцовского дома в Черезоле, уступленного за 1013 лир в 1669 г., когда его пребывание в Сантене уже упрочилось настолько, что свидетелями этой сделки выступают одновременно один из Тана и один из Бенсо. Кроме того, мы видим, что он продает имущество жены: в 1671 г. дом, унаследованный в Кариньяно от ее матери Марии и тетки Ортензии; в 1673 г. кредит в 100 дублонов, выданный коммуной Венаус и также полученный от синьоры Марии Маджистри[126].

Наконец, в 1679 г. он попытался избавиться от земли, переданной в дар семьей Вароне, включив ее в состав приданого своей дочери Виттории, вышедшей замуж за врача Джован Баттисту Массиа, сына адвоката Джузеппе Антонио из Мартиненго. Земельный участок, находящийся далеко от того места, куда переезжала дочь, не был, разумеется, вожделенным подарком, так что супруги Массиа быстро о нем забыли. В результате Джулио Чезаре снова пришлось устраивать его судьбу. В 1687 г. он решает продать его священнику дону Витторио Негро, который, как мы видели, был связан с его сыном Джован Баттистой, за 260 лир (в приданом он был оценен в 300 лир). Лишь в 1695 г., когда Джулио Чезаре уже умер, супруги Массиа попытались вернуть эту землю, обратившись в новому подеста Чинквати, но все было улажено путем соглашения, в котором дон Негро обязался выплатить 30 лир в обмен на обещание обеспечить ему мирное владение спорным участком[127].

5. Тем не менее кроме документов, которые относятся к сделкам с недвижимым имуществом и потому оставили отчетливый след в нотариальных актах, мы не находим там других упоминаний о Джулио Чезаре. Он был сантенским нотариусом, и, по-видимому, близким было неудобно обращаться к нему для заключения договоров, а еще