тобой сделает? – Катон таращится на меня как на белую ворону.

От пришедшей в голову метафоры подскакивает пульс, а перед мысленным взором всплывает узор, который нарисовал на стене Юстус.

Мой путь к побегу.

Мой путь домой.

Катон вновь потирает лоб. Если он пытался разгладить морщины, зря старался.

– Он может тебя за это убить.

Я оглядываю стены вокруг – получится ли проскользнуть через них? Где я в итоге окажусь?

– Мертвой я ему бесполезна.

– А если он тебя покалечит? Выколет тебе глаз?

Я мрачно усмехаюсь.

– Пусть только попробует.

– Фэллон, это не повод для смеха.

– Разве я смеюсь?

– Ты улыбаешься.

– Конечно, улыбаюсь. – Поскольку мои губы изогнуты, слова звучат слегка невнятно. – Я только что избежала сексуального насилия от жопорукого чистокровки, Катон. Кроме того, Юстус… – показал мне, как выбраться отсюда, – …не умер.

– С каких это пор он тебя заботит?

– Ты прав. Не заботит. Но, умри он, нам всем бы настал конец, поскольку мы бы здесь застряли. – Я оглядываю пыльную стену бутылок. – Если только здесь нет двери, о которой я не знаю.

Молчание Катона привлекает мой взгляд к нему.

– Нет?

– Нет, – отвечает он, бросая короткий взгляд в сторону.

Я чувствую в его дыхании смрад лжи, но никак не комментирую.

– А теперь я отлевитирую тебя обратно в клетку, Фэллон. Прошу, не сопротивляйся. В данный момент там безопаснее всего.

– Я и здесь в полной безопасности.

– Нет, если прилетят спрайты. Они могут протиснуться между прутьями подвальной двери, но не твоей. Юстус заколдовал прутья так, чтобы не пропускать никого, кроме тебя.

Едва он это произносит, по туннелю разносится эхо шагов и взмахи крыльев.

– Прошу, Фэллон! Я не хочу, чтобы ты пострадала.

– Я не вернусь в эту клетку.

– Сержант Брамбилла! – в унисон говорят влетевшие в дверь два спрайта, даже тяжелое дыхание у них синхронное. – Король просит вас зайти к нему.

Катон становится таким же белым, как простыни, которые нонна вывешивала на улице в летние месяцы.

– Я-я…

– Ключ от подвала у Юстуса, так что, боюсь, ему придется подождать, – говорю я, поскольку мой старый знакомый, похоже, разучился говорить целыми предложениями.

– Сердженте, ключ! – Ластра гремит дверью подвала.

Я повторяю сказанное крылатым существам и добавляю:

– Вы не против убрать свои лозы, Ластра? – В теории, их мог создать другой фейри – я не обратила внимания, кто именно меня связал, – но раз у него глаза зеленые, скорее всего, это был он. – Дверь заперта. Я все равно никуда не денусь.

– Они останутся, – говорит Катон, едва разнимая губы. – Если только ты не вернешься в свою клетку.

Я долго и пристально смотрю на седовласого мужчину.

– Вы мне не доверяете?

– Ты дала мне повод тебе доверять?

– Я бы никогда вам не навредила, Катон.

Он бросает на меня взгляд, от которого сердце замирает. Правда написана в его взгляде. Он мне не верит.

– Ладно. Не убирайте лозы, но хотя бы ослабьте. Они больно впиваются в кожу.

На скулах Катона дергаются желваки.

– Ластра, ослабь лозы.

– Вы совсем с ума сошли, сердженте? Вдруг… вдруг она воткнет нож вам в глаз?

– Не воткнет. – Катон смотрит на меня, вопросительно приподняв бровь. – Правда?

Я почти даю клятву, но прикусываю язык за секунду до того, как она успевает с него сорваться.

– Сержант не пострадает.

Густые каштановые брови Ластры сдвигаются.

– Поклянись!

По затылку стекает крошечная капелька пота, пока я покусываю щеку изнутри и обдумываю, как лучше послать Ластру в далекие края. Вид округлившихся глаз Катона подсказывает ответ.

– Я бы поклялась, но так нарушу клятву, данную моей любимой бабушке, – и я говорю о бывшей жене Юстуса, а не о новенькой.

– Ослабь лозы, Ластра.

Бросив на меня взгляд, полный недоверия, солдат наконец ослабляет волшебные веревки, позволяя вытянуть руки по бокам. Я разминаю пальцы, затем шею; косточки щелкают, а из тела уходит напряжение.

Едва начинает казаться, что Ластра намерен отпустить меня совсем, его лианы обвиваются вокруг моих запястий, сцепляя их вместе. Утешает то, что я теперь могу пошевелить и плечами, и пальцами. Теперь можно испытать на практике чудесную печать Юстуса…

– Пожалуйста, уведомите Его Величество, что, если он желает со мной поговорить, ему придется прийти сюда. – Катон подходит к двери подвала, за которой стоит Ластра, на чьих пальцах сверкают зеленые искры. – Или же я приду к нему после возвращения Юстуса.

Солдат кивает и бурчит:

– Будьте осторожны, сердженте.

Когда он уходит, я поднимаю взгляд на двух спрайтов, порхающих по подвалу, их глазки-бусины прикованы ко мне, словно я мерзкая болотная тварь. Впрочем, наверняка я на нее похожа, учитывая пятна засохшей крови на платье и ключицах.

– Не могли бы вы принести мне мочалку и сменную одежду?

– Нет, – отвечают они одновременно.

– Боитесь, что я попытаюсь вас ими задушить? – спрашиваю я сладким голосом.

– Просто принесите ей что она просит. – Голос Катона звучит устало, и выглядит он так же.

Глазки-бусины впиваются в сержанта.

– Вы не расслышали приказа, спрайты?

Я подавляю ухмылку, когда они оба послушно кивают.

– Желательно солдатскую форму! – кричу им вдогонку. – Мне нравятся брюки.

Не уверена, услышали ли меня спрайты, но Катон определенно услышал.

– Реджио не одобрит, – рявкает он так, будто я предложила спрайтам искупаться в Марелюче и покормить с рук змея.

Меня так и подмывает посоветовать ему засунуть мнение Реджио о моей одежде туда, куда не попадает солнечный свет, однако я сдерживаюсь: это только навлечет неприятности на Катона, чего мне совсем не хочется.

Пока он расплетает свою растрепавшуюся седую косу, чтобы заплести заново, я восстанавливаю в голове воспоминание о печати Юстуса. Хотя ее очертания было сложно различить из-за полутьмы в этом помпезном муравейнике, я запомнила путь, пройденный его пальцем, а также блеск крови на черном фоне.

При воспоминании об этом в животе урчит.

Звук, должно быть, достиг ушей Катона: он косится на мой живот, а затем переводит взгляд на дверь.

– Велю спрайтам принести тебе поесть, когда они вернутся. Надеюсь, получится просунуть что-нибудь через прутья.

Пока он изучает их, прикидывая ширину зазоров, я подношу ко рту связанные руки и прижимаю кончик указательного пальца к самому острому зубу.

– Что ты делаешь? – От вопроса Катона я отдергиваю руку ото рта.

– Што-то застрало.

Пару мгновений мозг Катона расшифровывает искаженные слова. После одна бровь опускается.

– Что?

– Не знаю. – Я демонстративно провожу языком по зубам. – У вас, случайно, нет здесь зубной щетки?

– Спрошу у спрайтов, когда они вернутся.

После этого его взгляд не возвращается к двери. Он остается на мне. Хотя его недоверие вполне понятно,