class="p1">Юстус направляется ко входу в туннель и рисует вторую печать. Кровь впитывается в камень, поэтому я не понимаю, зачем он добавляет новую. Дополнительная гарантия, что наш разговор не проникнет в коридор?

– Данте – его единственный законный наследник. У Андреа появился наследник только благодаря тому, что жена напоила его волшебным зельем, от которого у него помутился рассудок и он принял ее за Лазаруса.

Я настолько потрясена, что почти испытываю жалость к Данте. Впрочем, Данте не заслуживает моей жалости.

– Бронвен знает, почему вороны не могут убить Данте?

– Да.

Меня с головой накрывает облегчение, даже дыхание перехватывает.

– На днях ты спросила меня, зачем выдавать тебя за него замуж. Я объясню на лючинском, мои знания шаббинского весьма ограничены.

Видимо, поэтому он наложил дополнительное заклинание конфиденциальности.

Он вновь возвращается ко мне.

– Чары, наложенные Мериам на Реджио, создали новую разновидность фейри – фейри с примесью шаббинской крови. Едва она осознала серьезность содеянного, она дала Косте то, чего он жаждал больше всего, – кровные узы. – Юстус обводит пальцами переплетенные круги на ладони – такие же, как на ладони Мериам. – Она не знала, как еще скрыть от него правду об истинной силе, которую она ему даровала.

– И это сработало?

– Сработало. Он годами брал у Мериам кровь. Повсюду таскал с собой флаконы с ее кровью, полагая, что только так может колдовать. Проблема заключалась в том, что он передал эту новую силу своему сыну Андреа, а Андреа передал ее своему сыну.

Пресвятые вороны!..

– Значит, Данте не нужно было на мне жениться, чтобы применять кровную магию?

– Нет. Но теперь он не может колдовать без твоей крови. Он привязан к тебе.

– А я к нему.

– Прости, Фэллон, но мы не могли позволить, чтобы он узнал о собственной магии.

Я поджимаю губы. Их логика вполне понятна, и все же… меня принудили к магическому союзу с чокнутым типом.

– Кроме того, мы не могли позволить ему умереть не от твоей руки, иначе Котел никогда не простит Мериам и останется закрытым.

– Закрытым?

– Разве я не упомянул, что Котел пришел в такую ярость, что отгородился от всех?

– Э-э, вообще-то нет.

– Я слышал, что ты хочешь снять обсидиановое проклятие с воронов, нипота. Только у Котла есть на то сила.

– Осталась ли в Люче хоть одна тайна, которая не достигла ваших широких ушей?

Юстус лишь улыбается.

– Вам лучше уйти.

– Я не оставил бы тебя, Фэллон, даже если бы не давал клятву Бронвен. Может, ты не моя плоть и кровь, но это никогда не мешало мне о тебе беспокоиться. Издалека и молча я наблюдал за твоим взрослением и необычайно горжусь той стойкой женщиной, которую вырастила Церера.

Грудь распирает от жара.

– Многие назвали бы меня бесполезной.

– Бесполезной?! Ты пересекла все королевство, привела с собой армию и не только выжила, но и победила. – Его глаза мерцают, как поверхность океана на восходе солнца.

– Вы не казались таким уж гордым, когда я пришла на пир Марко.

– Я испугался, что Марко тебя убьет, – шипит он, мерцание в глазах испаряется.

Кто бы мог подумать, что Юстус Росси настолько эмоционален? Не я, и уж точно не нонна, которая отзывалась о нем как о человеке черством. Интересно, знала ли она об этой его стороне… впрочем, наверняка знала. Раз он показал ее мне, то должен был показать и женщине, с которой создал семью, верно?

От души, подобно коре молодого деревца в разгар весны, отпадают слои культивированной годами ненависти к генералу Росси.

– И последний вопрос. Где спрятана моя мама?

Внезапно Юстус выпрямляется и отступает от меня. Только тут я чувствую биение сердца неподалеку. Вглядевшись во тьму двери, замечаю стелющуюся по каменному полу, подобно морской пене, тень.

– Раз уж ты здесь, Ластра… – Юстус склоняет голову, с лица напрочь исчезает дружелюбие, возникшее во время нашего разговора по душам, – …будь полезен и сплети Фэллон лестницу, чтобы она поднялась в свою клетку.

– Только не в клетку, дженерале, пожалуйста! Заприте дверь в подвал.

– Возвращайся в клетку. Живо! – От грубого выкрика колышется прядь моих волос, однако глаза смотрят на меня мягко и с мольбой.

Резкая перемена его настроения заставляет меня нахмуриться. Полагаю, он переживает, что Ластра сообщит о его странном поведении королю, но запереть меня в клетке – это уже перебор.

Он хватает меня за руку и притягивает к себе. Пока солдат занят выращиванием лестницы из лоз, он шепчет мне на ухо:

– На ней защита.

Ах да. Катон упоминал.

– Подними матрас обратно, Ластра.

Кивнув, мужчина затаскивает жалкое подобие кровати наверх.

– Проследи, чтобы ей не давали ни еды, ни воды, пусть пострадает за содеянное.

Мой дедушка обладает выдающимися актерскими способностями. Даже меня сумел убедить в своей ненависти ко мне.

– Если я умру от голода, от меня будет мало пользы одноглазому королю.

Юстус пронзает меня раскаленным взглядом.

– Не смей говорить о своем муже в подобном тоне!

Я пытаюсь без слов выразить свое крайнее неудовольствие тем, насколько серьезно он относится к своей роли мучителя.

– В клетку, живо.

Фыркнув, я разворачиваюсь и иду к злорадствующему Ластре, который полностью купился на театральное представление Юстуса. Обходя его, я не сдерживаюсь и, показав средний палец, называю гнойной коростой.

– Осторожно, стрега… – шипит он.

– Иначе что? – шиплю я в ответ, добравшись до ненавистной клетки. – Ударишь меня?

Его взгляд становится твердым, как нефрит.

– Тебе не помешает.

– Что ты сказал, Ластра? – грохочет голос Юстуса над акрами бутылок.

– Ничего, дженерале.

Я одариваю трусливого солдатика ледяной улыбкой и добавляю:

– Вот уж наиграется с тобой моя пара.

– Твоей паре недостает трех птичек. – Зеленые глаза Ластры мерцают, как пламя в канделябрах. – Еще два, и Люче освободится от воронов. Навсегда.

Я так резко поворачиваюсь к Юстусу, что хрустят шейные позвонки.

– Это правда?

У Юстуса дергается глаз.

– Лоркан Рибио не может не искать тебя. Ты оказалась лучшей приманкой, о которой мы могли только мечтать. А теперь закрывай дверь.

Я настолько поглощена поиском правды в выражении его лица, что руки даже не тянутся к решетке. Тогда Юстус выпускает из ладони струю воды, которая захлопывает дверцу моей клетки, а я остаюсь стоять, моргая мокрыми ресницами и глядя на его удаляющуюся фигуру. Смахнув капли, зову его по имени, однако он не возвращается.

Он оставляет меня томиться в крошечной клетке так долго, что я чуть с ума не схожу. Возможно, в этом и заключается его план – довести меня до белого каления. В конце концов, когда несколько часов