– Загогулину могли оставить и специально, чтобы запутать следы.

– Да… я как-то об этом не подумал…

Тихон опять порозовел, гордясь своим уместным предположением.

– Значит, Максим Леонидович, вы теперь, забыв про сон, выжидаете, когда принесут еще один конверт?

– А что еще остается, хочу схватить негодяя за руку.

– Я, пожалуй, с вами подежурю. Эх, давно я не сиживал в засаде, – приврал Тихон, потирая ручки.

В девять часов утра в комнате стоял дружный храп. Тихон спал в кресле, свесив руку с подлокотника. Его лицо выражало полнейшее умиротворение. Максим Леонидович Берестов, свернувшись калачиком, лежал на покрывале. Дергая кончиком носа в такт шумным вдохам, он тоже казался совершенно счастливым.

Конверт, скучающий на полу около двери, ничуть не мешал им видеть приятные сны.

Кладбище падших женщин

Предъявив матери прыщ, вскочивший на носу, Виолетта отпросилась в аптеку под тем предлогом, что ей непременно, во что бы то ни стало, нужна салицилово-цинковая паста, которая, как ей рассказывала подружка, прекрасно высушивает на коже любую ненужную гадость. Акулина Альфредовна по таким вопросам предпочитала советоваться с врачами, но тут махнула рукой и, ни о чем не беспокоясь, отпустила дочь на все четыре стороны.

В основном она терроризировала ее из-за вечерних отлучек, к утренним же относилась прохладно, наивно полагая, что никакими «глупостями» никто по утрам заниматься не может.

Полчаса назад Виолетта отбила на мобильном телефоне шифровку и теперь спешила к условленному месту, боясь опоздать. Двадцать минут на маршрутном такси, две станции метро и пол автобусной остановки пешком до маленькой кафешки с дешевыми булочками и бесплатной второй чашкой кофе.

Увидев черноволосого паренька в потертой спортивной куртке, она приветливо махнула рукой и, задевая за стулья, устремилась к нему.

Бросив сумку на широкий подоконник, торопливо глотнув уже остывший чай, она, не раздеваясь, плюхнулась на стул и, вынув из кармана помятую бумажку, выпалила:

– Вот, Венька, читай!

– «Я все знаю», – произнес парень и, приподняв бровь, с интересом уставился на Виолетту.

– Это я нашла у себя в комнате. Что теперь делать? Он все знает, понимаешь, все знает…

Венька Курносов любил Виолетту давно – с первого курса. Тощая, нескладная, она, как игла, проткнула его сердце, да так там и осталась. Своих чувств он никогда не показывал, ограничивался дружбой и редкими встречами в кафешке. Выпить кофе, по-приятельски поболтать «за жизнь» – вот они, будни влюбленного Веньки.

Он обитает в коммуналке с занудой теткой, подрабатывает на фирме приятеля, собирая из кучи барахла вполне пригодные для жизни компьютеры. А она живет на краю Москвы в хоромах, в окружении богатых родственников. Вряд ли им понравится Венька Курносов, вряд ли.

А тут еще напасть – Виолетта за последние годы изменилась и из гадкого утенка превратилась в настоящую королевишну с длинными волосами и глубокими серыми глазами. Венька робел, вздыхал и все же надеялся на лучшее. Он стал учиться на «отлично» и, повысив свою производительность труда до небывалых высот, начал зарабатывать столько, что смог снять комнату неподалеку от института. С приятелем они разработали суперплан, который в ближайший год должен был весьма улучшить их благосостояние. И вот только тогда, когда он уже мог предложить Королевишне «хоть что-то», Венька позволил себе поцеловать ее на дне рождения сокурсника. Виолетта, шокированная случившимся, повела себя странно, она не сказала: «Ты забыл, мы просто друзья», – не заорала и не треснула его по голове сковородкой (дело было в кухне), а прижалась к нему, всхлипнула и затем убежала. Венька посчитал, что поторопился, и больше вылазок на территорию любимой не делал.

Переломный момент случился на студенческой вечеринке по случаю предстоящего Нового года…

– Все, – сминая записку, сказал Венька, – хватит. Сейчас поедем к тебе, и я набью ему морду.

– Ты что, маму удар хватит!

– Ты, конечно, извини, но твоя мама… Слушай, а откуда он мог узнать? Не следил же он за тобой.

– Не знаю, – Виолетта хлюпнула носом. – Он чокнутый, понимаешь? Чокнутый! Он на плешь надевает какую-то мочалку и ходит так по дому. А эта штука… ну, мочалка… она такая замызганная, будто ее три дня в канаве валяли… Наверное, это когда-то и было париком, но сейчас-то уже нет! Я боюсь…

– Чего ты боишься? Я же с тобой.

– Он все знает и меня шантажирует!

На новогодней вечеринке случилось именно то, о чем Венька мечтал, засыпая каждую ночь, и что, по мнению Акулины Альфредовны, должно происходить только после свадьбы. Виолетта, уставшая жить под вечным надзором, уставшая от скользких поползновений дряблого Феликса, растаяла в объятиях Веньки Курносова в актовом зале за старыми декорациями к спектаклю «Ромео и Джульетта».

Для Виолетты это было впервые, и она до ужаса боялась, что мать узнает правду и, поставив какой-нибудь ультиматум, заставит ее выйти замуж за Феликса. И финансово, и морально она зависела от нее, к тому же, как ни крути, все-таки привыкла жить в комфорте. Боясь то гнева, то позора, то брака с Феликсом, то еще неизвестно чего, она позабыла покой и сон и уже не могла трезво мыслить. Казалось, весь ее благоустроенный мир может рухнуть в одну секунду, стоит только тайному превратиться в явное.

– Мать меня прибьет, – всхлипнула Виолетта. – Вдруг он сейчас обо всем ей рассказывает?

Венька посмотрел на нее с тоской: как, ну как можно жить с такими родственничками? А главное – чего их бояться?

– Выходи за меня замуж, – просто сказал он, отправляя мятую записку в чистую пепельницу.

* * *

«Оделись, как на подбор… кобры», – подумала Дашенька, переводя взгляд с бордовой кофты Ирмы на белую с бордовым орнаментом кофту Акулины Альфредовны. Ну-ка, ну-ка, посмотрим, нет ли у вас на рукавах зацепок…

Дашенька вытянула шею, но ничего разглядеть не смогла.

– А тебе этот цвет очень идет, – сказала она Ирме и протянула руку к последней песочной корзиночке со взбитыми сливками.

Акулина Альфредовна тут же, сверкнув маленькими глазками, сделала выпад вперед и сцапала пирожное с блюда. Она уже съела пять корзиночек, и эта, конечно же, была лишней, но допустить, чтобы лакомство досталось врагине, она не могла. Сделав приличный укус, давясь и тяжело дыша, она усиленно заработала челюстью.

– Приятного аппетита, – усмехнулась Дашенька.

– Ты что имела в виду? – процедила Ирма, придвигая к себе сахарницу.

Наверное, для нахальной выскочки ей было жалко даже сахара.

– О чем ты?

– Ты сказала, что этот цвет мне к лицу… Ты намекаешь на мои синяки?