Утро ознаменовалось головной болью и странными взглядами со стороны соседки. У Ани не было ни желания, ни сил что-либо выяснять и наскоро умывшись и причесавшись, она нетвердыми шагами отправилась в столовую.

Пока Анна дошла, столы уже оказались наполовину заняты. Она присела с краю, ближе к выходу. От людского гомона голова разболелась сильнее, а от яркого света люстр слезились глаза.

Одна из девчонок (Аня не помнила ее имени) заметила:

— У тебя глаза на мокром месте! Заболела?

Аня промычала что-то нечленораздельное, пытаясь не обжечься чаем.

— Или что-то потеряла?

Бер чуть ли не брякнула "да". Посмотрела на с интересом наблюдающую за ее реакцией девицу и.…поняла.

Упырь. Руки на шее…

В груди стало больно. Словно обиженное сердце пыталось сжаться в маленький комочек. Стать незаметным для чужих нападок, а значит — неуязвимым.

Аня посмотрела на юношеский стол. Но Павла там не было. Тогда она встала и едва разбирая сквозь слезы дорогу, вышла в коридор. Кое-как отыскала свой плащ.

— Анна…

Бер обошла Перьеву по дуге и устремилась к выходу. Сейчас она ее ненавидела. Она всех их ненавидела. Почему люди, не имеющие чего-то, так стремятся отобрать это у других? Растоптать чужое благополучие? Даже если им от этого ничего не достанется? Неужели так важно доказать: ты такой же ущербный! Ты валяешься в той же грязи, что и я! А если нет, так я помогу, окуну в эту грязь!

Кажется, на улице ее окрикнул кто-то из воспитателей. А может, и нет. Она в любом случае не собиралась оборачиваться, чтобы это проверить. Горите вы все зеленым пламенем, ведьминским огнем!

Несмотря на ветер, на улице было чрезвычайно жарко. Анна даже сняла плащ. Дневной свет резал глаза, хотя солнце, как обычно, закрыли тучи. Будто живущие здесь не имеют права даже на один лучик надежды…

Мысли путались. Ноги тоже.

— Анна!

Голос был знакомый. Павел? Пришел посмеяться?

— Аня!

Андрей???

Плащ из рук вырвали и накинули на плечи.

— Холодно, — пояснили ей, щелкая на плече застежкой. Девушка подняла глаза на непрошенного советчика.

Чер опустил руки, но остался стоять вплотную к ней.

— Ты заболела.

Возможно.

Только его это не касается. Никого здесь не касается!

— Пойдем внутрь, — он взял ее за руку. Аня зло вырвала ладонь из чужих пальцев. И вдруг повинуясь порыву выбросила руку вверх…

Пощечина вышла звонкой. У нее даже ладонь заболела.

— Ненавижу! — высказала она заветное. — Всех вас ненавижу!

Чер повернул к ней мотнувшуюся при ударе голову.

— Зачем? Это хлопотно. Ты либо терпишь, либо бьешь. Зачем ненавидеть?

Ане вдруг сделалось стыдно за свой поступок. Она не любила делать людям больно. Осознание вины давило, заставляло подыскивать более резкие слова, провокационные вопросы. Может, если она поймет, что он ужасен, вина перед ним исчезнет?

— Правильно! Незачем ненавидеть! И чувствовать! Лучше, как ты, как мертвяк ходить! Без эмоций! И любить тоже незачем, да?

Чер задумался.

— Почему? Любить хорошо. Но каждый понимает это слово по-своему, разве нет? А насчет меня…ты, как никогда, проницательна! Я и есть мертвяк.

Анна тут же остыла. Чер выглядел все таким же спокойным и невозмутимым, но это никак не отменяло Аниной вины.

— Прости. Я не то… Я…

— Ты сказала, что думала. Я не обиделся. Ты даже не представляешь, насколько ты права.

Бер стало страшно. Она шагнула назад, но юноша не двинулся с места. Только уголок губ дрогнул.

Теперь ей стало его жалко.

— Нет, я неправа. Ты сказал, любить хорошо. Любовь ведь тоже чувство. Значит, у тебя есть свое понятие о ней. Да? Ведь ты же задумывался, что такое любовь?

Чер смотрел на нее с сомнением. Словно разгадывал сложную загадку: этот ответ подойдет или все же надо искать другой?

— Верность, — сказал он наконец. — И отсутствие боли.

Аня не знала, что на это сказать.

— Вот и хорошо. Значит, тебе есть зачем жить, — миролюбиво предположила она. Для нее самой любовь к семье была всем. Наверно, если бы с родными вдруг что-то случилось, она бы тоже умерла.

Чер вдруг развернулся к ней боком.

— Я живу, потому что пока меня оставили в живых.

Вот теперь девушке стало по-настоящему страшно.

— Кто? — шепотом спросила она. — Пожиратель?

Чер не ответил. Его старый, залатанный плащ трепал ветер. Аня вдруг поняла, что жарко ей отнюдь не из-за потеплевшей погоды.

— Ты заболела, — сказал юноша, заметив ее дрожь. — Пойдем к пансионату?

Ярость и боль улеглись. Она кивнула и первой шагнула в сторону Корпуса. Если она действительно хочет отсюда сбежать, лучше быть здоровой и полной сил. Ей они еще пригодятся.

Они шли рядом, почти касаясь рукавами друг друга и все же Чер казался невероятно далеким. Ощущение, что он ее сторонится, не покидало Анну. И почему-то она видела в этом свою вину.

— Я.…бываю порой слишком предвзятой, — начала она говорить, медленно подбирая слова. — И могу обидеть…ненароком…даже если не хотела…

— Я знаю.

Чер сказал это просто, как нечто само собой разумеющееся. А вот Ане эта фраза была совершенно непонятна.

— Что знаешь?

— Тебе больно. И тяжело. Но ты добрая. Там внутри.

— Внутри, — фыркнула недоверчиво Аня. Внутри тут каждый второй может вдруг оказаться милейшим человеком, зато его "наружность" будет щенков топить!

— Нет, они другие, — угадал ее мысли парень. — Не плохие, но другие. Они холодные. А ты теплая. Поэтому ты здесь мерзнешь. Изнутри мерзнешь, сердцем. — Он даже постучал пальцем по своей тощей груди. — Мне нравится, что ты теплая.

Прозвучало странно. Чер вообще сам по себе был одной большой странностью. Иногда Ане казалось, что он вовсе не принадлежит этому миру.

— Сколько тебе лет?

Собеседник задумался.

— 17. Или чуть меньше. Или больше. Я, — он запнулся. — Я не все помню.

Она не знала, что на это сказать и просто толкнула дверь. Чер тенью скользнул следом за ней в прихожую.

Ее ждали. Несмотря на наличие занятий, почти вся группа заседала на первом этаже жилого флигеля. Анна понимала, зачем. Знала, что все пришли насладится представлением, где она будет играть центральную роль, роль посмешища, но ничего поделать с собой не могла. Она должна была вернуть свою вещь, чего бы это ей не стоило. У бочки с водой, опершись на нее спиной, сидел Павел. К нему Аня и подошла.

— Верни.

Упырь ухмыльнулся.

— Что?

— Верни медальон.

— О! Ты же знаешь, что личные вещи носить на территории пансионата нельзя? Это прописано в Уставе. Разве Крыса не давала его тебе почитать? Так что сама виновата. Нарушила правило — расплачивайся. Никто из воспитателей твою цацку искать