Лайам пришел в галерею вскоре после Саши и с интересомосмотрел экспозицию уже на правах посетителя. Саша была приятно удивлена, когдаБернар пригласил Лайама пообедать. Всем он понравился, а это уже хорошо. Сашабоялась, что сотрудники примут его за чужака, но пока Лайаму удалось всехрасположить к себе без особых усилий.

Остаток недели Лайам провел в прогулках по Парижу, встречахс друзьями-художниками в Маре, а Саша по возможности побыстрей завершала своидела, чтобы провести с ним больше времени. Но все же ей приходилось встречатьсяс заказчиками, с которыми были назначены переговоры о покупке дорогих вещей. Наодну такую встречу, ближе к концу недели, вдруг заявился Лайам. Он был в своейфутболке, мотоциклетной куртке, бейсболке, джинсах и ковбойских сапогах. Лайамзабрел в кабинет в поисках Саши, и она была вынуждена представить его своимсобеседникам. То, что Лайам так бесцеремонно ввалился в ее кабинет припосторонних, разозлило Сашу. Когда он нагнулся и поцеловал ее в губы, онанапряглась и строго на него посмотрела. Внутри у нее все кипело. Заказчики былисолидные люди: дама – итальянская княгиня, мужчина – акционер крупногофранцузского банка. Больших консерваторов и не сыскать. На эту встречу Сашанадела костюм от Шанель и несколько ниток крупного жемчуга – чтобы выглядетьмаксимально респектабельно. А Лайам, с его длинными волосами и этим молодежнымприкидом, был похож на какого-нибудь хиппи. Саша сдержанно представила его какодного из многообещающих художников и еще больше возмутилась, когда он безприглашения сел выпить с ними чаю, а потом передумал и налил себе коньяка. Онвел себя как у себя дома, и ее гости были заметно обескуражены. Княгиня былаявно шокирована, а банкир раздражен. Саше оставалось надеяться, что они отнесутбестактность его поведения на счет природной эксцентричности, хотя поцелуй вгубы наверняка им кое о чем сказал. Но хуже всего было то, что онирассчитывали, что Саша будет заниматься только ими. Они только что приобрелидве картины стоимостью по полмиллиона каждая. На Лайама же выставленные намольбертах полотна не произвели никакого впечатления, он небрежно заметил, чтоони симпатичные, но не более того. Саша была готова его убить. И, распрощавшисьс гостями, набросилась на него:

– Какого черта, Лайам! Что ты себе позволяешь?! Ктотебя за язык тянул? Я же деньги зарабатываю! Эти люди только что выложили закартины миллион долларов наличными, и мне плевать, что ты думаешь по поводу ихприобретений. Мог бы хотя бы притвориться, что тебе нравятся эти работы. –Она кипела. – И как ты вообще смеешь вваливаться сюда, когда у менявстреча? Это мой бизнес, а не моя спальня. Совсем голову потерял? Или это твоеобычное поведение?! – Лайам только что выкинул номер, какого она больше всего иопасалась. Выставил ее в глупейшем свете перед солидными клиентами и делаетвид, что ничего не произошло! В этом весь Лайам! Никто, видите ли, не может емудиктовать, как себя вести. Никакие правила и нормы для него не существуют!

– В том, что касается искусства, я всегда говорюправду, – как ни в чем не бывало объявил он, растянувшись надиване. – Я никогда не стану врать. И я еще был вежлив. Я сказал: «Ничегоособенного», – а мог бы сказать, что это дерьмо, а не живопись. Этокартины из очень неудачного периода, у этого художника есть куда болеедостойные вещи.

– Лайам, мне это прекрасно известно, но они выбралиименно эти картины, и я их им добыла. Я восемь месяцев вела переговоры сголландским торговцем, а ты чуть не загубил всю сделку. А кроме того, ты неможешь входить ко мне и, как у себя дома, наливать себе выпить, когда у менявстреча. Мог бы проявить хоть каплю уважения!

– Ты тоже, – обиделся он. – Считаешь, ты тутцарь и бог. Я ничуть не хуже этих твоих снобов! Думаешь, раз к тебе явилсякакой-то толстосум, об меня можно ноги вытирать?

– Вот именно. Эти толстосумы – мой хлеб. И моих детейтоже. И если ты хочешь находиться здесь, когда я перед ними выплясываю, –изволь выплясывать тоже.

– Еще чего! Я не твой подчиненный, Саша. Я здесь неработаю. И если я твой мужчина, то будь добра с этим считаться.

– Тогда и ты не выпендривайся. Это моя галерея, здесьлюди работают, а не только чаи распивают. А ты вваливаешься, наливаешь себерюмку. Это тебе не кафе, и я не твоя подружка на один вечер!

– Это все чушь! От тебя только требуется сказать им,что я один из ваших художников. Больше им ничего знать не положено. Я несобираюсь выхаживать перед ними в костюме и распивать чаи только потому, что тыпродаешь им две дерьмовые картины, которые вообще не надо было продавать. Еслиони выбрали это дерьмо – раскрой им глаза, объясни, что к чему, предложичто-нибудь достойное и сдери больше денег. Но эти две работы никуда не годятся,и ты это знаешь. Что касается моей одежды, то с ней все в порядке – на мне естьи носки, и трусы. Тебе этого должно быть достаточно. Не рассчитывай, что ястану теперь ходить в костюме, как дрессированная обезьянка.

– Никто и не заставляет. Я только прошу быть вежливым смоими клиентами и соблюдать правила приличия. Чтобы выпить, вполне можнодождаться, пока они уедут. И тебе незачем являться сюда, когда у меня встреча.Мне плевать на твою независимость! Я не потерплю от тебя таких выходок.

– Да кем ты себя возомнила? – вдруг взорвалсяЛайам. – Ты мне не мать. Что хочу, то и делаю. Какое у тебя право мнойкомандовать? Я тебя люблю, Саша, но ты не можешь мне диктовать. Я тебе неподчиненный и не сын. Если честно, я вообще не понимаю, кто я тебе!

Саша была потрясена этим взрывом его ярости. Она несобиралась вести с ним войну. Она знала, что победителя в этой войне не будет.Но и позволять ему так себя вести она не собиралась. Этот парень совсемраспоясался.

– Лайам, ты меня поцеловал. В губы! – напомнилаона, а он все метал в нее громы и молнии. – И не просто при посторонних, апри моих заказчиках! Это недопустимо!

– Не смей мне говорить, что можно делать, а чтонельзя! – огрызнулся он. – Я тебя люблю. Я же тебя просто чмокнул.Что тут такого? Я тебе кто? Игрушка? Мальчик, с которым ты решила поразвлечься?И которого хочешь держать в шкафу? – оскорбился он. Она задела егосамолюбие и сделала это сознательно. Ему придется научиться себя вести, если онхочет оставаться с ней! Задачка не из легких, этого она и боялась. Им былохорошо друг с другом, но они не могут вечно наслаждаться любовью за закрытымидверями. Рано или поздно им придется выйти в мир – к людям, к делам, к своимобязанностям. А в этом мире установлены жесткие правила. У Лайама же на любыеправила аллергия.

– Конечно, Лайам, ты не игрушка, ты уже давно и немальчик, чтобы не понимать, что ты делаешь… – проговорила Саша. Лайамхотел было что-то возразить, но вдруг расхохотался.

– Ты права! Мне действительно много лет. Но иногда ясебя игрушкой и чувствую. С клиентами ты такая правильная и такая ханжа… Почемубы тебе не расслабиться? Может, им бы это тоже понравилось.

– Не тот случай. Вот начинающих художников берут людидругого склада. А эти заказчики ждут, что с ними будут вести себя не простоприлично, но даже чопорно. Если я стану с ними резвиться, они пойдут закартинами в другую галерею. Уж поверь мне. Я занимаюсь этим бизнесом ужедвадцать три года. Я еще была совсем маленькая, а уже видела, как это делаетмой отец. Тут свои правила игры.