— Моя собачка! — взвизгнула Тулускина. —Умный, умный песик!

— Дайте мне еще немного времени, — сказалаСофья. — Я позвоню вам, как только легенда для вас будет готова.

Она слегка отстранила трубку от уха, потому что к ее столикуразвязной походкой подошел мужчина, неся на лице кривую ухмылку.

— Вы — прелесть! — крикнула трубка голосомТулускиной.

— Добрый день, прелесть, — еще шире ухмыльнулсянезнакомец, услышав эту реплику. — Можно присесть? Впрочем, что это я?Конечно, можно.

Он плюхнулся на соседний стул и развалился на нем, циничновзирая на оторопевшую Софью. Она сразу поняла, что это не просто нахал, ищущийразвлечений, и сейчас произойдет что-то неприятное.

У мужчины было желтоватое лицо, нос с горбинкой ипродолговатые густо-коричневые глаза с мутной примесью. Именно в глазахсосредоточилась сила, которая так испугала Софью.

Она уже хотела выкрикнуть «Что вам надо?» или «Вокруг полносвободных мест, убирайтесь!», но не успела издать ни звука. Незнакомец достализ кармана удостоверение и, развернув, сунул Софье под нос. «Лапшин», —прочитала та и помимо воли отметила, что название его учреждения начинается стой же буквы, что и ресторан «Фантомас».

— Мы с вами интересуемся одним и тем жечеловеком, — сказал между тем ужасный Лапшин. — Человеком по фамилииСуданский.

Софья вздрогнула. Лапшин, не оборачиваясь, щелкнул надголовой пальцами и громко потребовал для себя тройной несладкий кофе.

«Ну и пристрастия! — машинально подумала Софья. —Зачем варить такую дрянь, когда можно просто жевать кофейные зерна? — Тутже мысль ее перескочила на более важный предмет. — Значит, властиинтересуются Суданским? Гад Дымов! Влез в какую-то историю и скрылся в трубе! Ая теперь отдувайся… Так, может, тот тип в пальто и с пистолетом не имеетникакого отношения к „шляпам“? И вся эта стрельба и шишки на моей голове из-заСуданского? Надо же, как неприятно. А он мне, если не кривить душой, такпонравился…»

Еще раз поглядев на Лапшина, Софья посчитала, что лучшевсего прикинуться дурой. Дура — это такая женщина, которую мужчины в состояниипонять. Именно к дурам относятся они максимально снисходительно.

— Ах! — сказала она, подставив ладошки подподбородок. — Суданский — это тот обалденный парень, который жестокоцеловал меня в коридоре?

Лапшин наморщил лоб. Такое начало было для него неожиданным.«Интересно, как много он знает? — лихорадочно думала Софья. — Должная говорить ему про Дымова или нет?». Тотчас же она решила, что лучше говоритькак можно больше, а сказать при этом как можно меньше. И Дымова из рассказавовсе исключить — это в ее интересах. Она не испытывала никакого доверия кЛапшину и не собиралась перед ним исповедоваться.

— Как вы познакомились с Суданским? — начал тотдопрос.

— Это было так романтично! — хихикнула Софья,пытаясь подражать женщинам, которые уверены, что рождены для того, чтобыкрасить ногти. — Я принесла ему новую расчетную книжку! Он открыл дверь,мы увидели друг друга и…

— Каким образом у вас оказалась его расчетнаякнижка? — перебил ее Лапшин.

— Ой, боже мой! Ну разве это важно? — моргнулаСофья. — Важно то, что произошло потом!

— Нет, это тоже важно, — уперся Лапшин. — Какк вам попала его расчетная книжка?

— А почему вы интересуетесь Суданским? — в своюочередь, поинтересовалась Софья, вонзив ложечку в кусок торта. — Кстати, ямогу рассказать о вас подруге?

Лапшин молча смотрел на нее.

— Ох, боже мой! Ну… Я шла по этой чудесной улице,глядела на витрины, а потом зашла в подъезд, а старушка…

— Зачем вы зашли в подъезд?

— И вы еще спрашиваете?! Подтянуть чулок, разумеется, Втот день я надела итальянские чулки на резинке. Знаете, чудесная широкаякружевная резинка, которая так нравится пожилым мужчинам. За мной сейчасухаживает один банкир в летах. Так он просто тащится, когда я закидываю ногу наногу…

— Итак, вы зашли в подъезд, — снова перебил ееЛапшин.

— Зашла. А там старушка с расчетными книжками. Почтовыйящик Суданского был забит рекламными газетами. Лифт не работал, и старушкастала охать, что ей придется идти пешком наверх.

— Вы решили помочь старушке, — догадался Лапшин.

— А вы бы не решили? Эта ведьма силком всучила мнекнижку! Впрочем, я не жалею, — маслено улыбнулась она. — Знакомствотого стоило! Вы знаете, как он целуется?

Лапшин, по-прежнему не мигая, смотрел на нее.

— Впрочем, откуда вам знать? — надменно заявилаона.

— Кто такой Дымов? — неожиданно спросил Лапшин.

— Дымов? — Софья широко распахнула глаза исклонила голову набок, словно Артос Тулускиных. — По-моему, это герой изпьесы «Чайка». В крайнем случае из «Грозы».

— Ну конечно, — хмыкнул Лапшин. И добавил собличительной интонацией:

— Вы представились Суданскому как ассистентка Дымова.

— Да? — легкомысленно переспросила Софья. —Ну, должна же я была ему что-то сказать! Во второй раз мне уже требовалсядругой предлог, чтобы позвонить в его дверь и еще раз увидеть эти пылкие глаза!

— Странный вы придумали предлог.

— Что же в нем странного?

— Вы сказали совершенно определенно — ассистенткаДымова. Откуда вы взяли эту фамилию? — Он хмыкнул и добавил:

— Я уверен, что не из «Грозы».

— Ниоткуда я не взяла! Я вообще не говорила — Дымова. Ясказала не «ассистентка Дымова», а «ассистент Кадымова»! Если вы подслушивали,то вполне могли ошибиться. Знаете, когда я была маленькой, я очень любилапесенку про грибы. Помните, была такая? — Софья развела руки в стороны и,сделав рот лодочкой, громко спела:

Руды, руды, руды, руды рыж, а по-русски — рыжик,

Руды, руды, руды, руды рыж, окажись поближе!

Я сбилась с ног! Пуст кузовок!

Только тебя не вижу!

Бармен за стойкой широко улыбнулся. В глазах у Лапшинаполоскалась ненависть.

— Так вот, когда я была маленькой, — увлеченнопродолжала Софья, — и слушала эту песню, мне все время слышалось, будтопевица поет не «пуст кузовок», а «пустку завок». Я никак не могла понять, ктотакая эта пустка и кто ее завок.

— Хорошо, — процедил Лапшин. — Кто такойКадымов?

— Кадымов? Это мой первый любовник, — мечтательносказала Софья. — Я тогда училась в девятом классе, а он был секретаремкомсомольской организации… Рассказать, как мы познакомились?

— Не надо, — процедил Лапшин. — Лучшерасскажите, почему вы представились его ассистентом?