как она с такой скоростью умудрялась считать — загадка. Я ни в этой, ни в прошлой жизни не смог бы кроме как десять на десять умножить, а Петровна на простом куркуляторе такие балансы сводила, туши свет. Сельпо конечно не ГУМ, и даже не супермаркет, но тем не менее, на сколько я мог представить, оборот у магазина был не слабый, и поставщиков было не два, и налоги, наценки, расценки, усушки, утряски, короче, для меня торговля всегда была темным лесом. По раннему бизнес опыту думал купить магазин и жить припеваючи. Купил, две недели прожил в нем, то одно не сходится, то другое не проходит, короче, через десять дней уже написал объявление о продаже, через три недели продал с убытками, а еще через полгода ехал мимо и глаза вылезли из орбит — новый владелец пристройку уже лепил к магазинчику, и блестел мой бывший лабаз, как пасхальное яичко.

— НинПетровна, — стукнул я для порядка в открытую дверь, — ну чего, я завтра с утра приду пораньше, затоплю, разгрузить помогу, да кто первый приедет — отпустит, а после обеда я приеду. Тут езды-то полчаса туда, полчаса обратно.

— Езды тут минут сорок, но это ничего, ты езжай конечно, раз надо. А то и правда ни связи, ничего, — Петровна оторвалась от километров своих циферок, выписанных бисерным почерком на лист, — ты это, присядь на минутку. Я что хотела сказать-то. Может, мы тебя давай официально оформим. А что? Купи завтра трудовою книжку, на вокзале в книжном, я тебе доверенность нарисую, и делов-то, а?

— Да не стоит, — присел на добротный, помнящий еще царя Гороха, стул, — я же в Москве числюсь на работе, мне оно вроде незачем, — начал выкручиваться я, — Я там у друга оформлен, и ему удобно. И мне хорошо стаж идет.

— Мм-м, а то смотри, я чтоб без обид, мне не трудно, у меня ставка, если что, оформлю.

Я было хотел продолжить возражения, но она видно не закончила.

— Нет, я, конечно, понимаю, ты человек городской, и по всему видать образованный, оно и понятно — истопник не карьерный рост, но я же до конца-то ситуацию твою не знаю. Так что мое дело предложить.

— Да не в карьерном росте дело, числиться я числюсь, на деревенский харч мне хватает и так, а дальше поглядим.

И как-то само вдруг запросто сказалось:

— А там как Бог даст.

— Ну и ладно, вот только одно еще сказать-то хотела, ты на девок не сердись. И на Тамарку тоже, это от любопытства просто, человек ты новый, у нас тут десять лет проживи, а все новый, одно слово — деревня. А тем более, ты одинокий вроде, — застеснялась Шефиня. Вот чего, вишь, одинокий я, понятное дело, куда вывела, — Так что ты на нас не сердись, а Тамаре я аккуратно скажу, чтобы не приставали. Нечего, правда, баню им истопи.

— Ну зачем вы так, НинПетровна, не надо никому ничего говорить, подумаешь, посмеялись, а чего нам не поржать, мы ж не вместо работы ржали, а параллельно, а это не возбраняется трудовым законодательством.

Я подмигнул шефине.

— А вообще, — начал я, вставая, — снег сойдет и давайте и правда все в гости, баню натоплю, мясо замариную, посидим, выпьем, песен попоем. У меня соседей нету, ругаться некому. Так что это дело хорошее.

Петровна открыла было рот, но я уже вышел, ну ее. Понятное дело, я и сам удивился, прожил тут уже почти, да нет, не почти, а полгода, и все как немой. Надо и правда по первой траве Иваныча позвать в гости, да девок, да Петровну, можно и батюшку, но он откажется, конечно.

Так до вечера я прокрутился в своих мыслях о первой травке, о чашке кофе, которую первым делом выпью в городе. О прочей дребедени. Дома стал собираться на завтра. Сам от себя не ожидал такого волнения. Мысль съездить в город выросла в мысль доехать до Москвы. Если до уездного города было сорок минут езды, то до Москвы два часа. Вот я рассчитывал старательно два часа туда, два обратно, пару часов там. Приеду на Курский, там на такси до дома пятнадцать минут огородами, посмотрю хоть, как оно там. И обратно. Нет, постригусь, обязательно постригусь, а то волосы уже длиннее, чем у Юльки. В таком вот мелком мандраже я положил во внутренний карман Ареговского спортивного костюма паспорт и деньги. Денег взял много, по моим сегодняшним меркам, аж целую тысячу долларов. Но несмотря ни на что, заснул, как миленький, только успел про себя подумать:

— Может это не Бог меня не слышит, а я Его в этой суете не слышу. Вот ведь всего делов-то, поездка в Москву, а полдня, как в угаре, не помню даже, попрощался ли с шефиней. Где уж тут Бога слышать.

Электричка неслась к Москве. Тамара пришла первой, и я слинял, правда, предупредил, что поеду-таки не в Уездный город, а в Москву, и могу вернуться поздно, а потому уже может и до завтра.

— Но завтра как штык буду.

Билет уже превратился в тряпочку. Сунул его в карман, принялся теребить замок на куртке. Волновался. Стали закрываться двери на платформе Уездного города, чуть не выпрыгнул из вагона. Дальше ехать не то что боялся, но психовал. Был определенный страх, что останусь в Москве. Не страх даже, а сомнение в себе. Не смогу ведь удержаться, дерну домой. Никто меня уже не ищет, никому я больше не нужен, только заявиться к участковому и квартиру мне вскроют, да и ключи у меня в гараже запасные есть, а гараж я и без участкового вскрою. Только нельзя мне там остаться, не готов я еще вернуться. Неделю максимум продержусь, и все. Все понесется по новому кругу. Друзья найдутся, бизнес поманит, и не удержусь. Сейчас уже мыслей всяких… И на супругу бы взглянул, и то и другое. Нет, нельзя мне туда. Я только вчера понял, что у меня проблемы со слухом. А в городской суете я не то что Бога, себя не услышу. Тем более, в столичном гуле. Но вот ехал же, тянуло же. Как гипноз, как магнит.

Поезд прибывал на Курский вокзал, как беременная каракатица. Народ заранее