Собакин рассмеялся.

– Ну, когда я вам ответила на все вопросы, давайте покормим белок! Вон их сколько вокруг.

Да, белки прыгали над их головами, и Тата никак не могла их сосчитать. По крайней мере их было не меньше десяти.

– Вы представляете, – вдруг сказала Тата, – я недавно летала в Сочи, к маме. Так там все уже распускается и скоро цвести будет. А здесь еще полно снега.

– Что ж удивительного! Зато у нас еще впереди вся весна, – бодро ответил Собакин, и Тата поняла, что в этом парне достаточно оптимизма. Она еще ни разу не слышала от него хоть что-то похожее на жалобу.

– Да, я очень люблю весну, – продолжал Собакин. – Самое время всякими делами новыми заниматься. Хотя принято считать, что вроде скоро лето, отпуска, а за новые начинания надо браться потом – осенью… А я так не считаю. Я все самое главное сделал весной и летом.

– Главное? – спросила Тата. – А что это – главное?

– Вышла книжка с моими иллюстрациями. Я рисовал их всю прошлую весну. И часть лета. Это была сложная работа. Но у меня получилось. Книжка зимой получила приз за оформление.

– Ух ты! Я вас поздравляю!

– Спасибо! – Собакин чуть поклонился. – Я очень собой доволен. Еще я участвовал в конкурсе плакатов. И завоевал почетный приз – «За новаторство и смелость».

– Ого! – Тата опять удивилась. Глядя на Собакина, меньше всего можно было представить, что он может часами сидеть перед монитором.

– Да, кстати, я сначала рисую руками, – важно сказал он, словно бы угадывая мысли Таты. – Никаких вам графических программ. Я считаю, что если ты художник, то должен уметь рисовать людей и хотя бы кошек…

– Почему именно кошек? – улыбнулась Тата.

– Сложное животное. С такими характерами попадаются!

– Откуда вы знаете? У вас есть кошка?

– У Машки есть кошки, а я иногда ее выручаю, беру на побывку к себе. Машка, бедная, уехать на три дня не может – вся в заботах. Неправильно это. Она ведь добро делает. Но отдых тоже нужен.

– Верно, – согласилась Белозерова.

Собакин удивлял ее все больше и больше.

Белок они покормили – те оказались ручными и точно голодными. Домашние сухарики Собакин забраковал:

– Белкам не стоит, хотя они сейчас готовы все съесть. Но лучше покормим сухариками птиц. Я где-то читал, что и белый-то хлеб городским зверям и птицам не стоит давать. Но когда вопрос стоит, чтобы выжить…

– Да, наверное, все-таки не так страшно… – Тата не была знакома с правилами кормления. В Сочи птиц и зверей никто не подкармливал, да и холода там такого не было, на деревьях обязательно оставались плоды прошлогоднего урожая.

– Вот, а это мое самое любимое место. – Они вышли на высокий берег Москвы-реки. На другой стороне, по Фрунзенской набережной, бежали машины. Солнце было уже довольно низко и совсем не грело. Тата посмотрела на пейзаж, потом перевела взгляд на Собакина. Его нос покраснел, а уши слегка побелели.

– Слушайте, Дэн, вы окоченели в этом вашем классном прикиде, – сказала Тата. – Мы отлично погуляли, давайте зайдем в тепло. Ну, чаю, например, попить. Иначе вы простудитесь.

Собакин смутился.

– Понимаете, я, к сожалению, не очень богат нынче. Ну, на чай, конечно, хватит…

– О господи! – воскликнула Тата. – Да что вы такое говорите! Мы же свои люди, Машка – моя лучшая подруга, какие счеты могут быть!

– Нет, – упрямо произнес Собакин. – Дело не в счетах, как вы выразились, дело в принципе.

– Вы не представляете, как я не люблю, когда мужчины произносят это слово!

– Жаль, вы лишаете другую сторону опоры. Потому что принципы – это опора любого человека, тем более мужчины.

Тата подавила улыбку – вид посиневшего от холода рыжего Собакина и высокий стиль, которым он вдруг стал изъясняться, никак не сочетались.

– Пожалуй, вы правы, – только чтобы не затягивать пребывание на мартовском холоде, согласилась Тата. – Тогда я хочу пригласить вас на чашку чая к себе домой. Правда, живу я далеко, но вот по Ленинскому проспекту ходит замечательно теплый автобус, который довезет нас почти до подъезда.

– Что вы говорите?! Прямо до подъезда. Мне очень неловко, что я не могу вас усадить в теплое авто, но поверьте, это исключительная ситуация. Я обычно при деньгах.

– Я вам верю, – серьезно сказала Тата.

Отрезок пути до остановки они преодолели почти бегом. Собакин так замерз, что летел, словно на крыльях.

– Ох, отличный транспорт, оказывается, в Москве, – тихо сказал он, когда они устроились в самом конце теплого салона.

– А вы что, никогда не ездили на автобусе? – удивилась Тата.

– Нет, или на метро, или в такси.

– Понятно. А я так всю Москву изъездила. Как на экскурсии. Едешь, в окно смотришь, места интересные запоминаешь. Мне нравилось. Я же Москву совсем не знала, а теперь все удивляются, когда узнают, что из Сочи.

– Я – москвич. И тоже любил всякие экскурсии. Но только пешком. И когда тепло.

– Дэн, надо просто нормально одеваться, а не ходить с голыми лодыжками. Климат здесь не тот.

– Вот вы опять… Дались вам мои кеды и носки.

– Я без умысла, – поспешила сказать Тата. – Простудиться ничего не стоит, а болеть весной – не самая хорошая идея.

– Тут вы правы. Да, кстати, я вас сейчас угощу потрясающей штукой. Очень полезной. Ее еще ацтеки ели и пили, а потом европейцы к себе увезли. Сейчас это делают только в одном городе – в Модике.

– А это где?

– Сицилия, Италия. – Собакин полез в свою огромную сумку и вытащил плоскую жестяную коробку. Открыв ее, он достал плитку шоколада в фольге.

– Он так в коробке и продавался?

– Да, вот, угощайтесь, – Дэн протянул Тате плитку.

Та отломила кусочек. Действительно шоколад был необычным – разлом блестел песчинками сахара, словно слюда в куске темно-коричневого мрамора.

– Какой необычный вкус. И он зернистый… И очень острый! Что это?

– Да, это шоколад. И рецепт его, говорят, очень старый. Из Мексики вывезен. Я точно не знаю, так ли это… Но на Сицилии его готовят специальным образом. Там смесь из какао-бобов плавят всего при тридцати-сорока градусах. Поэтому остаются крупинки самой смеси и сахара. И когда он застывает, получается такой вот необычный вкус. Их много сортов, но я выбрал себе с перцем и кардамоном.

– Очень вкусно. И сытно. И не приторно! – Тата съела кусочек моментально. – И он не тает в руках!

– Да, все натуральное. Никаких добавок. Сицилианцы хотели запатентовать это изделие. Они не повторили точь-в-точь ацтеков, а добавили свое. Но им не разрешили.

– Почему же?