обильный и очень неприятный мусор, поэтому плодовые деревья в городах вообще не сажают.

Занг сидел посреди тропинки ожидающим столбиком и моё появление встретил раздражённым стрёкотом, после чего стремительно поскакал дальше. Извиняться перед эхом я не стала: опасности я его не подвергала, он ждал в укрытии, а пара минут ничего не изменит.

Шад обнаружился в глубине парка на кованой скамейке. Сидел, с сосредоточенным видом читая какие-то разрозненные листки, собранные в потрёпанную бумажную папку. А перед ним возвышался памятник, при виде которого я окончательно растерялась: не ожидала, что в городе сохранились изображения этого национального героя Кулаб-тана.

Гатол Однорукий был реальной исторической личностью, действовавшей в годы первого вторжения эльфов, точнее, в его конце, и он как мог боролся с чужаками. Мог, честно говоря, неплохо и самыми жёсткими методами. Исключительно сильный маг, причём сильный именно в шайтарской магии, он со своей небольшой армией очень долго трепал нервы ушастым. Настолько, что многие откровенно боялись перемещаться иначе чем порталами, а дело это тогда было ещё более сложное и затратное, чем сейчас. Светлоликих он не щадил совершенно, притом никого. Считал, что раз они явились сюда убивать и угонять в рабство шайтарских женщин и детей, то отвечать им надо тем же.

Фигура крайне неоднозначная, и если бы меня спросили, как я к ней отношусь, то кроме ухода от ответа в духе «это часть шайтарской истории и только они могут как-то её оценивать» я бы и сказать ничего не смогла, потому что сама не знала. С одной стороны, он действительно был жесток и безжалостен. А с другой – его можно и понять, потому что эльфы тоже не очень-то благородно себя вели. По вине остроухих Гатол потерял всю свою семью, включая жену и двух малолетних детей, а сам лишился правой руки и лишь чудом не погиб, пытаясь их спасти, так что повод ненавидеть и мстить у него был очень весомый.

Зато эльфы в оценке его действий были однозначны: преступник и чудовище. И тем неожиданней, что сохранился этот памятник, изображавший высокого мужчину с суровым и печальным лицом, устало опиравшегося левой рукой о расколотую стелу с изображённым на ней эльфийским гербом и ногой попиравшего некий схематичный предмет, очень похожий на голову.

– Шад, скажи мне, что это не твои натворили, - начала я с главного.

– Это не мои натворили, - повторил он, поднимая на меня взгляд. - А что случилось?

– А ты как будто не догадываешься!

Я подошла ближе, разглядывая мужчину и недовольно хмурясь увиденному. Короткие волосы были еще сильнее взъерошены, чем обычно, под глазами залегли тени, а на лбу – хмурая складка. Похоже, этой ночью мой шайтар не спал. Но говорить ему что-то по этому поводу не стала, только вручила кофе. Вряд ли у него было время и возможность побаловать себя любимой приторной гадостью.

– Ты лучшая, – улыбнулся Шад, отложил бумаги в сторону и, взяв у меня стакан, выразительно похлопал ладонью по бедру.

– Я знаю, - ответила с достоинством, принимая приглашение. Ну в самом деле, не сидеть же на холодном камне, когда есть прекрасная альтернатива! – Не уходи от вопроса.

– Эльфы это, – вздохнул он и пригубил содержимое стакана, блаженно прикрыв глаза. Слизнул с губы белую пенку, и мои мысли попытались соскользнуть совсем не туда, куда следовало. Пришлось спешно отводить взгляд, от соблазна подальше. - Взрывов планировали два, второй мы успели предотвратить. Ты список погибших видела?

– Где бы я его взяла?

– Да, прости, официально же не объявляли… Убиты Чинара Αфалай и её брат, Чайдар.

Я только и сумела, что тихо ругнуться себе под нос и теснее прижаться к своему шайтару, покрепче вцепившись пальцами в сцар на его груди.

Может, это даже к лучшему, что Шад настолько откровенно в оппозиции нынешней власти и эльфы прямо называют его врагом. Да, дeло опасное, но всё равно как-то честнее и понятнее всё. Он хотя бы готов к удару и осторожен. Я надеюсь. То есть хочу верить, что он понимает, что делает, и сохраняет осторожность, когда вопреки здравому смыслу является встретиться со мной.

Афалай – старый, уважаемый род. Формально Чайдар, занимавший пост заместителя министра обороны, был его главой, по факту – род возглавляла Чинара, имевшая большое влияние во Внешнем Своде, хотя и занимала там невысокую должность. Она была прекрасным аналитиком и очень умной женщиной, которую мы были бы рады видеть на посту главы этого ведомства. И она, и он были достаточно осторожны в высказываниях и контактах, оба мечтали о сильном и независимом Кулаб-тане.

А ещё Чайдар был другом детства Шада. Сейчас они, насколько я знала, общались мало, это было попросту опасно для Афалая, но тёплые отношения сохранили.

А ещё у них была мать, Шаббо Афалай. Старая шаманка, которая передала бразды правления старшей дочери, понимая, что сама не в силах терпеть и идти на компромиссы. Жёсткая, даже жестокая шайтара. В горе она не будет плакать, она будет мстить. Должно быть сейчас она в ярости, и не хочется представлять, чем аукнется остроухим её потеря.

Я хотела спросить, зачем это могло понадобиться эльфам, не от простой же мстительности, но и сама почти сразу нашла ответ на этот вопрос: налаженные и тесные связи Чайдара с гномами по направлению его ведомства не афишировались, но и особым секретом не были. Видимо, до чего-то они уже почти договорились с соседями.

– Прости. Я не знала.

– Глупости, – отмахнулся он, поцеловав меня в макушку. - Ещё не хватало тебе передо мной извиняться за всякую ерунду.

Некоторое время мы так и просидели: Шад не спеша цедил свой кофе, а я слушала ладонью размеренное биение его сердца и грелась. В голове было тоскливо и пусто. У меня давно уже нет никаких иллюзий на этот счёт, я прекрасно знаю, что политика – дело грязное. Я даже в юности не была такой же непримиримо-идеалистичной, как, например, Табиба, и понимала, что в мире очень много неоднозначных вещей. Не всегда и не все проблемы можно решить дипломатическим путём, все порой прибегают к жёстким или даже незаконным мерам. Гномы вон семнадцать лет назад волнения у себя подавляли очень суровыми методами. Да и мы не лучше. И все остальные.

Вот только… Я не испытывала ненависти ни к одному государству или народу, но для того, чтобы не ненавидеть светлоликих, приходилось прилагать серьёзные осознанные усилия, постоянно