Мотор фыркнул и завелся сразу, без всяких щелчков и раздумий.

— Ну ты, брат, даешь! — обрадовался Мартин.

Они с Николасом похожи были на двух медведей, протянувших лапы друг другу.

— Славный парень, — сказала одна из девчонок. — Твой?

Магдалин не ответила. Неожиданно она поняла, что они вовсе не так страшны, эти «черти». Обыкновенные ребята — и девушки, и оба парня. Только вид у них неформальный. Это просто страх и недоверие заставляли ее воспринимать все в черном цвете. А еще она обратила внимание, что их тоже четверо, двумя парами, и мысленно улыбнулась такому совпадению. Девчонку с «колючками» на голове звали Элизабет, ее подругу — Дорин. Второго парня — Грувером.

Ребята похвастались, что они рок-группа с названием «Уставшие ангелы» и едут в Спрингфилд на фестиваль. В кузове пикапа у них аккуратно были расставлены инструменты и принадлежности. Для защиты от дождя они закрыли все брезентом, но ради новых знакомых сделали исключение. Пока Николас возился с баком «Импалы», заклеивая дыру составом, найденным в запасах у Мартина, гитары, барабаны были расчехлены, и после небольшого подготовительного проигрыша «Ангелы» сбацали, как они сами выразились, ту самую композицию, с которой намеревались выступить перед публикой. Магдалин впервые слушала концерт под открытым небом.

Песня была с плохой рифмой, но с весьма актуальным текстом.

— Сколько раз ты говорил себе — изменись! — несколько театрально, с пафосом в мимике пели Элизабет и Дорин. — Сколько раз ты говорил себе — откажись! Но не хотел меняться, потому что велик был страх! Не бойся измениться! Не бойся! Гораздо хуже остаться вечно негодным для чувств, для любви и для мыслей о вечных мирах!

Ребята пели громко, на нервах, и получалось у них очень эмоционально. Меж тем шоссе словно прорвало. Только что не было ни одной машины, как за пять минут проехало с десяток. И все притормаживали, проезжая мимо разношерстной компании музыкантов и слушателей.

Когда песня закончилась, на душе у Магдалин продолжала играть музыка. Гармоничная, высокая. Из тех сфер души, где нет места печалям и одиночеству.

Николас наконец удостоверился, что бак герметичен, и можно было отправляться в путь — «Ангелы» подарили им канистру с двумя галлонами бензина.

Прощание получилось душевным. Магдалин хотела обняться с Элизабет, и, только стеснение не позволило ей сделать это. Главное — Магдалин больше не ощущала этих людей чужими. А еще — была очень благодарна Николасу. Если бы не он, еще неизвестно, когда они выбрались бы с озера. И не встретили бы эту компанию, урок общения с которой навсегда запомнится Магдалин. И не испытала бы она гордости за своего знакомого мужчину — в первый раз ей выпало такое чувство. Оно было великолепным, если не сказать — божественным.

А потому, когда пикап снова превратился в чернеющую на горизонте точку, Магдалин слегка взгрустнула.

— Ну что, поехали? — спросил Николас.

Он открыл дверцу и предложил Магдалин сесть за руль.

— Можно? — робко спросила она, будто это была не ее машина.

— Теперь все в порядке! — подбодрил ее Николас.

А Магдалин вдруг впервые стало стыдно за все недавние мысли в его адрес и за то пренебрежение, с каким она думала о Николасе раньше.

— Спасибо, — сказала она.

Николас не сразу понял, для чего она тянет к нему ладонь, — подумал, что Магдалин просит у него ключи от машины. Он растерянно взглянул на рулевую колонку, хотел наклониться, чтобы достать их, но в тот же момент Магдалин остановила его, схватив за рукав. Ей казалось, что Николас вздрогнул, как это бывает, когда обожжешься. Он выпрямился, недоумение читалось в его глазах, а в ее — благодарность за то, что он сейчас рядом. Она дотронулась пальцами до его грубой ладони и пожала ее. В какой-то момент Магдалин испугалась, что своими сильными мышцами (две ее ладошки запросто могли бы уместиться в его руке) Николас сейчас стиснет ее так, что будет больно. Но ответное рукопожатие Николаса было необыкновенно чутким и нежным.

Не задумываясь о том, что с ней происходит, Магдалин прильнула к нему, подтянулась на цыпочках и поцеловала в щеку. Ее губы ощутили легкое покалывание щетины, но это было приятное ощущение. А в голове и в груди Магдалин как будто взрывались маленькие хлопушки, каждая из которых вбрасывала в кровь пьянящее чувство.

Сознание будто выключилось ненадолго. Не сразу к Магдалин вернулась возможность здраво оценить случившееся, но, по крайней мере, осознав спустя минуту, что сидит за рулем, она словно очнулась ото сна. Состояние было такое, что возникло сомнение — произошло ли это все на самом деле? Она обернулась, и, судя по тому, как понимающе улыбались ей Хьюберт и Трикси, занявшие заднее сиденье, память не обманула.

Магдалин вдруг заметила, что соседнее кресло пустует. Где Николас? — забеспокоилась она.

Он все еще не сел в машину. Стоял в глубокой задумчивости, опершись на переднее крыло «Импалы». Сгущавшийся сумрак не позволял разглядеть толком его профиль.

Магдалин открыла дверцу. Николас обернулся на звук.

— Николас, почему…

Она хотела спросить, почему он не садится в машину, но осеклась, увидев, как блестят его глаза. Это были не слезы, да и трудно ожидать их от взрослого мужчины, это был словно преломленный взглядом отсвет души. Она поняла — Николас и сам не верит в то, что произошло минуту назад.

Рука его потянулась к щеке, помня скромный, но обжигающий поцелуй. И когда Магдалин вышла из машины, он повернулся к ней. Впервые они стояли друг против друга, каждый желая испить волну чувств, но не хватало малого — решимости сделать новый, последний шаг. Нужен был импульс, удар побуждения. Иначе все может повернуться вспять. Пройдут минуты, часы, ростки нового и прекрасного захлебнутся в пене тревоги и неуверенности, как это происходило в жизни не раз и не только с ними. И кто-то должен отважиться первым…

И Николас решился на этот шаг. Он вдруг вспомнил ту девушку, которая пришла в больницу к его другу Диону Гамлину. Николас тогда посчитал Диона самым счастливым человеком на свете. Но разве он сейчас не близок к тому же самому? Нужно только открыться, отринуть и забыть все страхи и сомнения.

— Я люблю тебя, — прошептал он. И вдруг испугался слабости голоса, что Магдалин может не услышать его. Он повторил эти три слова, но так же тихо, не в силах справиться с собственными связками.

И когда Магдалин вновь очутилась с ним рядом, он вдруг вспомнил, что должен еще сказать о чем-то важном. О том, что может повлиять на ее решение.

— И я еще должен тебе признаться, что мы с Хью… — И в этот момент ее пальцы дотронулись до его губ, а во взгляде читалось: «Не говори ничего! Не нужно! Я все знаю! Ты хотел быть со мной!»

В тот же миг, когда Магдалин обняла его, Николас подхватил ее, как пушинку, и поднял, губы их слились в поцелуе. Оба знали, что в машине их ждут друзья, но невозможно было прервать эту бурю чувств. Магдалин и Николас не знали о существовании друг друга многие годы, но будто все эти годы в душах их копилась жажда любви, чтобы излиться именно в эту минуту, предназначавшуюся только для них.