вечер они развлекали народ своими яркими образами. Ну, единственное, их попросили снять маски.

Берти рассмеялся, даже не столько от самой истории (IT-отдел действительно славился своими экстравагантными работниками), а от того, каким серьезным тоном рассказал ему об этом Харт.

– То есть, я могу нарядиться нерадивым стажером? В поло и джинсы? – не удержался от напоминания Берти и подмигнул куратору.

– Это будет слишком, не советую. Вряд ли кто-то поймет и оценит. И, если тебе важно мое мнение, то я бы выбрал тот темно-синий костюм, в котором ты был, когда мы ездили в Новый Лондон к партнерам.

"Когда застряли в лифте", – подумал Форестер и покраснел. Не то, чтобы там произошло что-то, о чем стоило вспоминать. И со стороны Харта все выглядело, как приступ паники из-за клаустрофобии. Но у Роберта этот костюм с того дня ассоциировался с невысказанным возбуждением и подавляемым влечением. По этой причине он и перестал надевать его на работу.

– Хорошо, спасибо, я так и сделаю, – улыбнулся Берти. – Эх, если бы все проблемы в жизни решались так же легко…

– Тебя беспокоит что-то еще, Роберт?

– На самом деле, да. Но я не хочу, чтобы ты забивал себе голову, когда у тебя и так полно дел.

– Не думаю, что решение твоей проблемы отнимет много сил или времени. Мне будет приятно помочь. Так в чем дело?

– В Рождестве! – отчаянно выпалил Форестер и, увидев озадаченно приподнятые Хартом брови, понял, что нужно больше контекста. – Точнее, в рождественском приеме, который устраивает миссис Макгрегор. Я не хочу идти, не хочу встречаться со всеми родственниками. Если бы там были только ребята, в смысле, мои племянники, то ладно, я бы нашел, чем заняться с ними, во что поиграть и о чем поболтать. Но их-то как раз и не будет. Прием для взрослой части семьи. Все будут такие расфуфыренные, начнут пушить друг перед другом хвосты, хвастаться и все такое. Ну и конечно, опять будут мериться успехами. И я, как всегда, буду в проигравших. Не хочу. Надоело. Но тетя отказ без веской причины не примет. А если я просто не явлюсь, то будет только хуже, чем сейчас. Не говорить же ей, что я смертельно чем-нибудь болен…

– Хуже, чем сейчас? – переспросил Харт.

– Ну, да… После расторжения помолвки, тетя Агата звонит мне каждую неделю и допрашивает обо всем. Словно пытается уличить меня в чем-то. Как будто я преступник, выпущенный под залог, или что-то в этом роде. Мне кажется, что она бы закрыла мой счет в банке и вообще отлучила бы от семьи, если бы это решала только она одна. Ты не подумай, я не жалуюсь, – замахал руками Берти, хотя его голос звучал грустно, а глаза стали пустыми и холодными. – Понимаешь, я просто не хочу встречать Рождество там… Да и вообще, не хочу быть среди тех, кто меня не желает видеть.

– У меня есть решение, но я не знаю, понравится ли оно тебе.

– Так быстро! – изумленно воскликнул Роберт. – Ну же, выкладывай! И, надеюсь, мне не нужно будет снова носить чужую кошку в сумке?

– Нет, кошки не понадобятся. Ты можешь провести Рождество с моей семьей, если вместо пышного мероприятия тебя устроит тихая домашняя атмосфера, – предложил Харт, ни на йоту не поменявшись в лице. – Ты сможешь сказать миссис Макгрегор, что уже пообещал быть в другом месте в то же время, что и ваша семейная встреча.

– Ты меня приглашаешь? – опешил Роберт, но потом его осенило: – А, это только для прикрытия, разумеется? Тогда мне нужен подробный рассказ, как у вас всё происходит, чтобы поддержать легенду…

– Нет! – слишком громко и резко перебил его мужчина, откашлялся и вздохнул. – Нет, это не для прикрытия. Я действительно приглашаю тебя. Так что увидишь все сам, если захочешь прийти.

– Правда?.. – переспросил Берти, а когда Бенджамин кивнул, он хлопнул ладонями по столу и подался вперед от нетерпения. – Я хочу! Я приду! Кто там будет? Напиши мне список! Боже, мне же нужно подготовить подарки, а Рождество уже в понедельник!

– Роберт, это не обязательно. Ты можешь просто прийти.

– Нет, я так не могу. Я люблю дарить подарки. Так… Эмм… У тебя большая семья?

– Не такая большая, как твоя. Только семь человек, не считая меня, – Харт пожал плечами. – Моя мама Регина, старший брат Бартоломью с женой, младшая сестра Розамунд с мужем и двумя детьми: Тимом и Мэтом, я тебе как-то о них рассказывал, может, ты помнишь.

– Дай угадаю, твоего отца зовут Брайан? – Берти хитро улыбнулся: если он правильно понял, то мальчиков в семье Хартов называли, как и отца, на букву "Б", а девочек (точнее, девочку) – на букву "Р", как маму.

– Нет, его звали Бенедикт, – тихо уточнил мужчина и жестом пресек слова соболезнования, которые собирался сказать Форестер. – Он давно умер, ты не знал и не мог знать. Я не распространяюсь о своей семье.

– Ты как-то упомянул, что не из высшего света, – помолчав минуту, чтобы собраться с мыслями, сказал Роберт. – Так ты действительно из обычной семьи? Учился в государственной школе и все такое? Как-то мне не верилось. У тебя такие манеры, чувство стиля, амбиции. Ты уверенно держался с моим отцом на встрече. Чувствуешь себя на равных с руководящим составом фирм-партнеров…

– Моя уверенность в себе следствие образования и приобретенных навыков, – пояснил Бенджамин. – Я не был в детстве вхож к богатым и власть имущим. У меня не было связей и полезных знакомств, если ты об этом. А чувствую я себя на равных, потому что равен им.

– Ты не равен им, – благоговейно произнес Берти, не сводя восхищенного взгляда с мужчины. – Ты их всех на голову превосходишь!

Харт кашлянул в кулак и отвел взгляд. Роберт понял, что сказанул лишнего, хотя это было правдой. Нужно было свернуть разговор, попрощаться и уйти, но неожиданно Бенджамин продолжил говорить.

– И да, я учился в обычной школе. Меня приглашали в лицей на стипендию по какой-то программе помощи одаренным, но у меня не было возможности уехать от родителей. Но, впрочем, тебе все это еще сто раз расскажет моя мама, – сказал Харт с теплотой в голосе. Очевидно, он очень любил свою семью, и Берти даже немного ему позавидовал.

– Жду не дождусь, когда услышу все смущающие подробности о твоем детстве! – Форестер-младший хитро улыбнулся, чуть прищурив глаза. – Увидимся завтра на корпоративе?

Харт кивнул, и Роберт поднялся со стула и махнул рукой на прощание. Конечно, он бы предпочел пожимать руки, чтобы чаще касаться Бенджамина, но теперь