ряд далеко идущих законодательных мер по интеграции бывших национал-социалистов в первые годы существования новой республики. Законами об амнистии 1949 и 1954 годов помиловали большинство нацистских преступников, наказанных германскими судами, особенно тех, кто занимал низшие должности, и исключили их приговоры из судебных реестров[33].

Особое значение в этом контексте имело восстановление на работе чиновников. Первоначально планировалось открыть возможность восстановления только для тех чиновников, которые приехали в Западную Германию из восточных территорий и ГДР (так называемые «вытесненные»). Однако под давлением ассоциаций чиновников в эту группу «вытесненных» чиновников вошли и те, кто потерял свою должность в процессе денацификации из‑за службы при нацизме, и те, кто, на политическом жаргоне того времени, называл себя «лишенными гражданских прав». Среди получивших такую льготу было не менее 100 тысяч, то есть более трети, таких чиновников, которые в ходе процедуры денацификации были отнесены к категории «преступники». Благодаря этому положению бывшие нацистские чиновники – вскоре названные «131‑ми» в соответствии с номером соответствующего параграфа – получили не только возможность, но и право снова поступить на государственную службу. Лишь чуть более тысячи из почти 345 тысяч бывших чиновников были исключены из этого списка как отнесенные в ходе процедуры денацификации к категориям I и II («главные нацистские преступники»). К этому времени, однако, уже многие денацификационные приговоры пересматривались, и даже нацистские гауляйтеры и руководители подразделений СД получали категории «попутчики» или «второстепенные преступники». Таким образом, менее чем за пять лет большинство мер по политической чистке, принятых западными союзниками, были отменены, а большинство национал-социалистических функционеров были амнистированы и в значительной степени реинтегрированы[34].

Было очевидно, что благодаря этим далеко идущим усилиям по амнистии нацистские военные преступники, осужденные союзными трибуналами и содержавшиеся в тюрьмах Ландсберга, Виттлиха и Верля, также подлежали реабилитации. Федеральное правительство стремилось как можно скорее добиться смягчения приговора и освобождения путем секретных переговоров, но при этом избежать привлечения слишком большого общественного внимания к этим процессам в западных странах. В отличие от них, партии малой коалиции, особенно СвДП и НП, призвали к «всеобщей амнистии» для всех нацистских преступников без различия приговора или обвинения. Предсказуемо, такое решение привело бы к конфликтам с западными союзниками. Но поскольку американцы постоянно шли на попятную в вопросе о военных преступлениях, сторонники всеобщей амнистии считали шансы на успех в таком конфликте относительно высокими – конфронтация с американцами по этому вопросу также могла быть желанной для многих из них как шаг к большей политической дистанции между ФРГ и западными державами[35].

В 1951–1953 годах это переросло в кампанию за освобождение всех нацистских преступников, иногда под лозунгом «Сначала всеобщая амнистия, потом всеобщий договор!», которая в целом оказалась очень успешной, особенно после того, как член парламента от СвДП и бывший офицер вермахта Эрих Менде поставил свое одобрение «Договора об отношениях между ФРГ и тремя союзными державами» (называемого также «Договором о Германии» или «Всеобщим договором») в зависимость от скорейшего освобождения «бывших солдат, все еще содержащихся за решеткой в Германии и за ее пределами». На некоторое время даже удалось заменить в западногерманской публичной сфере уже ставший проблематичным термин «военный преступник» неологизмом «военный осужденный», обозначавшим и военнопленных, и нацистских преступников, так что они, таким образом, оказывались приравнены друг к другу.

Наконец, в июле 1952 года американский верховный комиссар Джон Макклой был вынужден публично заявить, что общей амнистии не будет ни при каких обстоятельствах. Ратификация договора бундестагом, подчеркнул он, не может быть куплена в обмен на уступки по вопросу амнистии. После этого заявления, вызвавшего огромное возмущение германской общественности, о всеобщей амнистии не могло быть и речи. Тем не менее германским властям удалось, хотя и без большой огласки, добиться освобождения подавляющего большинства нацистских преступников из тюрем союзников менее чем за четыре года – включая тех, кто несколькими годами ранее был приговорен к пожизненному заключению или даже к смертной казни[36].

Отступление американцев в вопросе о военных преступлениях было также связано с тем, что США в значительных масштабах пользовались услугами тех бывших нацистов, которые казались им полезными. Это касалось, например, так называемых «восточных специалистов» из СС и вермахта, которые имели опыт и знания о Красной армии и советской разведке. Это касалось и тех инженеров, которые, подобно Вернеру фон Брауну, разрабатывали германское «чудо-оружие» Фау-2, при производстве которого погибли десятки тысяч заключенных в туннелях концентрационного лагеря Миттельбау-Дора в горах Гарца. Теперь эти специалисты-ракетчики были нужны для создания соответствующих производств в США. С началом холодной войны запреты американцев стали все больше смягчаться, так что даже такие отъявленные нацистские преступники, как бывший глава гестапо в Лионе Клаус Барбье, смогли поступить на американскую службу в качестве специалистов по коммунизму. Такое развитие событий, естественно, ослабило более жесткую позицию Макклоя, так что требования Германии об освобождении нацистских военных преступников встречали все меньше и меньше сопротивления.

Большинство освобожденных или реабилитированных нацистских функционеров в последующие годы посвятили себя профессиональной реинтеграции и правовой реабилитации и, как правило, добились в этом больших успехов. Некоторые из них также оказались в формирующейся среде неонацистских групп и партий, окружавших Социалистическую имперскую партию (СИП) и Германскую имперскую партию (ГИП) – но лица из руководящих групп нацистского режима появлялись лишь в редких случаях. В период между 1949 и 1953 годами они собирались в свободные ассоциации, в «кружки», «столы завсегдатаев» и «клубы» – по образцу организационной формы праворадикальных интеллектуалов «консервативной революции» 1920‑х годов, из которой многие из них и вышли. Наиболее известными из этих кружков были дюссельдорфский «кружок Наумана» под председательством Вернера Наумана, бывшего статс-секретаря при Геббельсе и его назначенного преемника, и кружок бывших гауляйтеров Флориана, Гроне и Кауфмана, который был отчасти идентичным.

Эти люди открыто и с некоторым успехом предприняли попытку вернуть себе влияние на политику через проникновение в СвДП Северного Рейна – Вестфалии. Тот факт, что это произошло с ведома и при одобрении уполномоченного СвДП по вопросам внешней политики Ахенбаха и работавшего в его офисе с 1952 года доктора Вернера Беста – бывшего заместителя Гейдриха, – придал этому событию дополнительную политическую скандальность. Кроме того, в отличие от других подобных кружков, дело тут шло уже не только о попытках отдельных лиц добиться реабилитации для себя или для целого периода в истории страны. Цель была в том, чтобы создать правое националистическое движение в лоне СвДП, дабы таким образом изменить расклад политических сил в ФРГ[37].

В то время преобладало мнение, что правая националистическая партия сможет набрать