дне морском и отправила на корм рыбам? Или в космос отправила? Или, быть может, он называет Ляшко папой?

– Что ты несешь?

– А что? Ну, расскажи, пиздец как интересно! – Раевский истерически хохотал, его низкий грудной смех сотрясал все вокруг, и даже стеклянный кофейный столик жалобно скулил.

– Я просто сказала, что мы потерялись много лет назад.

– Ну ладно, для школьника сойдет, но сейчас… Сколько ему? Девятнадцать? Блядь… Девятнадцать! – Денис закрыл глаза, и я увидела, как задрожали его губы. Он откинулся на спинку кресла и замолчал, пытаясь собраться с силами. Он был сломлен, раздавлен, сметен… И эта его агрессия, смех – ничто иное, как защитная реакция психики, пытающейся справиться с шоком. Я его понимала… У самого Раевского не было решения всему этому дерьму! А что он хотел от двадцатилетней девочки? Что? Каких поступков?

Знала, что творю херню, но не могла удержаться. Встала, дернула пояс халата и скинула махровую тряпку на пол, туда же полетело и полотенце с головы. Раевский дёрнулся, будто понял, чего я хочу. Шла медленно, давая возможность себе передумать… Но не передумала.

Денис свёл колени, понимая, что я уже совсем близко, и раскинул руки в стороны, позволяя сесть сверху. Опустилась и прижалась грудью. Одна опаленная кожа к другой опалённой коже. Шрам к шраму. Кровоточащая рана к другой кровоточащей ране. Дышала глубоко, собираясь с силами…

– Я не могла поступить иначе, Денис. Не могла…

– Это неправильный ответ! – зарычал он и схватил меня за подбородок. Сжимал пальцы, сдерживая свою хватку, чтобы не сделать больно. – Правду говори!

– Мало тебе правды? Мало?

– А давай разом привьёмся? Убойную дозу вируса всади мне в сердце, а там посмотрим – выживу или нет?

Его взгляд был убийственным. Он клинком вонзался в мою душу, дырявил её в дуршлаг, безжалостно, решительно и бездумно. Ранил, платил за боль, за годы разлуки, за лишенное счастье! И имел право. Он был моим раем, а я стала для него адом…

– Я любил тебя! Понимаешь? Любил! – цедил он сквозь зубы, а сам продолжал испепелять ненавидящим взглядом.

– И я любила, – прошептала… Мои руки сами двинулись по его горячей коже. Лаская, прошлась по трём родинкам под солнечным сплетением, огладила волосы на груди, двинулась к шее, очертила резкую линию густой щетины и в ответном жесте сжала до боли знакомый подбородок. Тысячу раз представляла этот момент… Хотелось ощутить грубость его щетины, мягкость горячих губ. Поцеловала в уголок рта и тихо застонала. – Но любовь – она разная… Ты не единственный, кого я любила до смерти. Лиля и Надя… Я их тоже любила! Понимаешь? Любила!

Денис дёрнулся, как от удара, и притих, понимая, что я готова…

Всё началось солнечным июльским днём. Я, как обычно, торчала в кустах акации, ожидая, когда мой Райчик улизнёт из дома. Мы собирались уехать на речку с ночевкой, друзья уже ждали нас за плотиной, и только Раевский вечно тормозил. От нетерпения я даже вышагнула из своего укрытия, за что и поплатилась.

Калитка распахнулась, и в утренних сумерках появилась бабушка Марта. Эта женщина всегда вызывала во мне трепет и страх. Она вздёрнула губу, осматривая меня с ног до головы, не скрывая своего едкого презрения.

– Он не твой! – с ходу выдала старушка и ощерилась с такой злобой, что по коже поползли мурашки. – Девка из подола! Безродная! Ты кто? Погуляли, и хватит… Он не твоего поля ягода, понимаешь?

– Что вы…

– Замолчи! – взвыла бабушка и повернулась в сторону подъехавшей чёрной машины. Пассажирская дверь открылась, и оттуда вышла неимоверно красивая тоненькая девушка. Её русые волосы были стянуты в толстую косу, а милое личико светилось каким-то невинным, почти детским румянцем. Она пару раз хлопнула густыми ресницами и бросилась на грудь Марте, заливая шелк её блузки горючими слезами…

С этого дня моя беззаботная жизнь превратилась в настоящий АД…

Глава 18

Рай

Ночка рыдала у меня на груди, а больно было мне… Сердце сжималось в удушливом спазме, но жалость эта была какая-то странная. Это чувство лавировало на грани с яростью и желанием удавить! Скользил пальцами по её шее, отсчитывал лупящий пульс, то и дело сжимая руку в неаккуратном движении, от которого она замирала, готовясь покорно принять казнь…

Я машинально слушал информацию, в отработанной схеме размещая все факты по полочкам. Искал несостыковки, старался уличить во лжи. Я будто пытался спорить с очевидным! Машинально ставил под сомнение каждое слово, несмотря на то, что уже знал, кто виновен. Нутром чуял… От этой истории смердело гнильём чужих рук, решивших творить судьбы.

– Все началось, как только ты уехал на тот сплав, помнишь? Сначала Надюшку со скандалом выгнали с работы за какое-то нелепое хищение. В её ящике нашли банки с чёрной икрой, а потом до кучи арестовали и Лилю! – завывала Ночка, впиваясь в мою кожу ногтями. Она тряслась от ужаса воспоминаний и отчаянно пыталась вжаться в меня, словно искала защиты. Но как-то поздно… Блядь! Как поздно! – К нам однажды вломились с обыском и из старой кастрюли вытащили какие-то белые пакеты с порошком. Я осталась одна! Лильку сразу в СИЗО отправили, а Надьку по допросам мурыжили. А когда отпустили, то её имя оказалось в чёрном списке. Надю не брали на работу, даже не пропуская на собеседование, потому что заканчивалось всё на этапе анкетирования.

– Дальше…

– Дальше приехал какой-то мужик и сказал, что все мои проблемы решатся только в том случае, если я завтра же исчезну из города.

– И ты исчезла…

– А что мне было делать? – Ночка затихла, уткнулась мне в шею и снова заплакала. – Я не знала, что беременна. Ну не знала, Денис!

– А когда узнала, поздно было, да, Ночка?

– Я узнала уже на четвертом месяце, – Ада вдруг засуетилась, пытаясь встать на ноги, но я не позволил… Не мог не обнимать её, не мог шевелиться, сидел бесчувственным остолопом и обтекал от людского зверства. Руки сами легли на её спину, помогая уничтожить всё свободное пространство между нами. С силой надавил между лопаток, заставляя выпустить из сдавленных лёгких мешающий ей воздух, которым она буквально захлёбывалась в подбирающейся панической атаке. Её ладони были мокрыми, сердечко вибрировало, ища отклика… Но моё лишь изредка постукивало, уже готовясь рвануть в самое пекло мести…

– Почему?

– Потому что я не ела, не спала, Надюша меня даже в больницу укладывала дважды, но я сбегала! Хотела сдохнуть, часами сидела на краю крыши расселённой общаги, где нам удалось снять угол, и представляла,