её поймали с дозой в кармане, вот только уже тот дядька не явился и не предложил ничего взамен за её свободу. Меня наказали за непослушание…

– Её посадили? – прошептал я еле слышно.

– Да… Нам пришлось снова переехать, чтобы хоть изредка навещать сестру. Димка пошёл в школу, да и жизнь как-то сильно поменялась. Я восстановилась в универе, устроилась в областную галерею и стала заниматься любимым делом. Организовала первую выставку современного искусства, потом все глубже и глубже втянулась в тусовку молодых художников. Я помогала им, за что неожиданно стала получать совсем неплохие деньги. И дышать как-то стало легче. Мы постепенно учились жить в предложенных обстоятельствах. Жизнь стала понятная, предсказуемая и надёжная. Я просто запретила себе думать о тебе, о том, что было бы, окажись тогда в квартире ты, а не твоя красивая жена…

В её словах было столько горечи и сожаления, что челюсть сводило. Мне вдруг захотелось рассказать, насколько долго я пытался найти её! Как выслуживался перед Тухмановым, лишь бы обрасти связями! Но Ночкина словно сквозь землю провалилась.

– Ты сменила фамилию?

– Да, взяла фамилию матери, – выдохнула Ада и замолчала. Она окончательно выдохлась и сползла на пол, и, уложив голову на руку, уснула. У неё не было вопросов, не было истерики, и даже паника отступила. Она мирно сопела и даже улыбалась, словно обрела покой…

Глава 19

Голова гудела, как старая повозка. Всё стучало, скрипело и лопалось. Кое-как открыл глаза, пытаясь понять, где нахожусь. А лежал я в своей кровати. С трудом повернулся на левый бок, рассматривая след на соседней подушке, потянул носом, ловя знакомый сладкий аромат, и закрыл глаза.

– Сбежала… – выдохнул и зажмурился. Воспоминания медленно продирались сквозь пьяную дрёму, пугая новый день уродливостью картинок. А ведь ещё совсем недавно моя жизнь была размеренна, скучна и предсказуема. Ну что я за баран такой? Хотел безумия? А получил хаос! – Блядь…

– Привет.

Не этого я ожидал. Сел в кровати, оборачиваясь к двери, в которой стояла Адель с чашкой кофе. Эта гадюка, даже будучи обернутой в белоснежное полотенце, выглядела просто охренительно! Я не моргал. Пялился, как придурочный, рассматривая занавес ещё влажных волос, игриво ласкающих красивые женские плечи. И ненавидел себя! Ненавидел! Не её, предавшую меня, а себя… Я был бессилен рядом с ней.

– Не сбежала, – рухнул снова на подушку и стал растирать лицо, пытаясь содрать пелену прошлых суток. Где-то вдалеке надрывался мой телефон, но мне было всё равно. Все почему-то стало совершенно неважно. Жизнь потеряла цвет. А возможно, даже его и не имела.

– Решила дождаться, когда ты проснешься, – Ада поставила чашку на прикроватную тумбочку и присела на самый дальний угол кровати, подставив лицо утреннему солнцу. Щурилась, морщила носик и ловила ласковые лучи. – Чтобы ты не подумал, что сбежала, или боюсь тебя. Раевский, я совершенно не боюсь и ни капли не сожалею о том, что рассказала тебе.

– Тебе есть что ещё сказать? – усмехнулся и почти залпом выпил сначала стакан воды, а потом проглотил добрую порцию крепкого кофе и поморщился.

– Нет, но тебе есть что спросить, – она дёрнулась и закрыла глаза.

– Димка, значит…

– Дмитрий Денисович, – она дёрнула плечом, будто это было чем-то таким, само собой разумеющимся. – Он сейчас опять покоряет какую-то там гору. Вернётся через три дня, а потом они с друзьями идут путешествовать на яхте. Беззаботная и весёлая жизнь молодого человека, которой нам с тобой не досталось.

– Я надеюсь… – шальная мысль саданула куда-то под сердце… А что, если Ада воспротивится? Ведь может?

– Само-собой, Раевский! – нет, она точно читает мои мысли! Именно поэтому вспыхнула и резко обернулась в мою сторону, оцарапав недоумевающим взглядом. – Теперь уж мне терять нечего. Вынесла твоё испытание, вынесу и гнев сына. Становиться между вами я не собираюсь, не для этого я тут душу выворачивала, – она в каком-то жесте полнейшего бессилия закрыла лицо ладонями, пытаясь спрятать от меня слезы. – Делайте что хотите. Живите вместе, заблокируйте меня, откажитесь… Я сейчас даже не буду сопротивляться, если в пропасть скинете. Но если твоя бабуленька вновь расправит крылья, разбираться с ней сам будешь.

– Расскажи… – я не мог сказать вслух слово «сын». Оно острой иглой раздирало и без того воспаленную слизистую. Уж очень болезненной оказалась правда, которую я так хотел знать.

– Хм, – Ада рассмеялась и рухнула на кровать. – Даже не знаю, с чего начать…

– Начни с начала, – встал, направляясь в душ, потому что находиться с ней в одном помещении было просто невыносимо.

Кровь вскипала мгновенно! Ночка вроде не делала ничего странного или вызывающего, просто говорила, просто двигалась… А я, как придурок, думал только о крохотном уголке полотенца, за который можно было потянуть.

Схватил зубную щетку, вылил на себя полтюбика шампуня, лишь бы унять зуд на кончиках пальцев. Совершал механические отработанные движения, пытаясь не слышать её тихих шагов, вкрадчивости голоса, но при всём при этом жаждал, когда она начнёт…

– Он беспроблемный ребёнок. От слова совсем, но не потому, что послушный, скромный и застенчивый, а потому что если он и создает проблемы, то решает их сам. Димка просто виртуозно умеет выходить победителем из любой ситуации. Твой сын заядлый драчун, бандит и задира, но ещё он круглый отличник, поэтому на него думают в последнюю очередь. Меня вызвали к директору только один раз, когда он заступился за девочку Лялю, выйдя на открытый конфликт с физруком. Представляешь? Я шла в школу с такой гордой осанкой, что за час сколиоз исправила, – тихо посмеивалась Ада, рисуя пальцем по зеркалу, покрывшемуся испариной от кипятка, под которым я стоял, пытаясь прийти в себя. – Ушла из дома сутулая, а вернулась лебедем!

Во всей этой ситуации было так много странностей. И эта трескучая тишина внутри, и острое возбуждение, и принятие… Принятие её в моей жизни. И это её так легко сказанное «твой сын», будто она каждый день проговаривала эти слова, чтобы однажды произнести вслух.

– А в одиннадцатом классе он пришёл, положил передо мной буклет СПбГУ…

Я зашипел и выглянул из-за перегородки, чтобы проверить, что не врёт. Не врала… Адка тихо посмеивалась и продолжала рисовать мой портрет. Она знала… Я с девятого класса мечтал поехать в Питер, чтобы поступить в СПбГУ, но когда пришло время подавать документы, не смог уехать. Из-за неё и не уехал… Я просто и мысли не мог допустить, что однажды останусь один.

– Твой сын будет адвокатом, – она закрыла глаза, словно вспоминала моё