могу только заметить, что царю очень нравился румын Гулеско. Главной причиной этому было то, что он сочинил песенку, в которой распевалось про офицеров царского конвоя, забывших в публичном доме уплатить по счету. Песенка кончалась припевом: “Отдай мне мои три рубля”, и царь по поводу этой песенки много смеялся…»

В книге Н. В. Вороновича «Потонувший мир» находим описание полкового праздника Казанского пехотного полка, который по традиции почтил своим присутствием император Николай II:

Еще задолго до праздника начинались совещания командира полка со старшими офицерами…Надо было обсудить с буфетчиком, какие горячие и холодные закуски сервировать к обеду, первому и второму ужину; проверить состояние погреба, вычистить запасное столовое серебро, сговориться с румынским оркестром Гулеско и цыганами, которые должны были увеселять гостей между обедом и ужином. В эскадронах заготовлялись перцовка и другие настойки, а также пиво, которое целыми ящиками свозилось в эскадронные цейхгаузы. Кашеварам было приказа но, кроме положенных обеда и ужина, приготовить обильный второй ужин…Государь никогда не пил дорогого французского шампанского, и, следуя его примеру, в офицерских собраниях на всех торжественных обедах подавалось русское шампанское “Абрау Дюрсо”. Перед десертом в столовой появились управляемые вахмистром Степаном Ивановичем Гейченко полковые песенники. Государь любил народные и солдатские песни, а Гейченко знал, какие из них особенно нравились царю…Долго еще сидел за столом государь, слушая русские народные песни, которые он так любил. Наконец, он поблагодарил и отпустил песенников и по приглашению старшего полковника перешел в гостиную. Здесь гостям был предложен концерт румынского оркестра Гулеско и знаменитого хора цыган из Новой деревни…

Оркестр Жана Гулеско. Фото из книги К. Казанского Cabaret russe

Оркестр Гулеско был частым гостем залов дворянских собраний, фешенебельных ресторанов и открытых летних эстрад столичных театров.

27 февраля 1911 года «Петербургский листок» писал:

«Вчера было несколько вечеров и балов, из которых самый грандиозный у князя и княгини Орловых. Около полуночи залы и гостиные, убранные со всей роскошью старинного барства, дома-особняка, принадлежащего князю Орлову, наполнились многочисленными приглашенными, которых было несколько сот. Начался вечер с изысканного ужина на многочисленных столах, роскошно сервированного в нескольких залах. Во время ужина играл румынский оркестр Гулеско. После ужина начались затянувшиеся почти до утра танцы, под звуки того же оркестра. Танцами дирижировал с большим entmen штабс-ротм. конного полка барон Мейендорф. Гостей принимали с обычным радушием хозяева, свиты генерал кн. В. Н. Орлов и княгиня О. К. Орлова (рожденная княжна Белосельская-Белозерская) с сыном, юным князем Н. В. Орловым».

В канун революции, в январе 1917-го, у Ивана Тимофеевича родилась дочь, которую назвали Лидией. Ей, как и отцу, тоже было суждено связать свою жизнь с музыкой. В годы революционной смуты, спасаясь от большевиков, Гулеско вместе с родными пополнил ряды изгнанников. Бежать из «красной» России помог ему давний поклонник казачий генерал Андрей Григорьевич Шкуро. По прибытии известного музыканта тут же пригласили в один из многочисленных клубов, открытых ловкими соотечественниками на берегах Босфора. Александр Николаевич Вертинский упоминал в мемуарах:

В фешенебельном игорном доме, открытом предприимчивым одесситом Сергеем Альдбрандтом, выступал Жан Гулеско, знаменитый скрипач-румын, игравший в свое время у Донона и у Кюба, любимец петербургской кутящей публики. Было одно желание – забыться. Забыться во что бы то ни стало. Сперва играли в баккара, потом ужинали, потом пили «шам-питр». Собирались мужскими компаниями по нескольку человек и кутили, вспоминая старый Петербург.

– Жан, нашу Конногвардейскую!

Гулеско знал наизусть все «чарочки» всех полков. Раздувая свои цыганские, страстные ноздри, он подходил к столу.

– Гулеско, наш Егерский! Ну-ка!..

– Встать! Господа офицеры!

Вставали. Пили. Требовали «Боже, царя храни».

Гулеско играл, сверкая белками цыганских глаз, и как-то особенно ловко подхватывал на лету и перекладывал в карман брошенные десятки…

Василий Шульгин в книге мемуаров вспоминал зазывные афиши, развешанные по самой русской улице турецкой столицы Пера:

«Дамы и господа! Pele-Mele – театр-ресторан. IV цикл. Беспрерывное веселье. Новая программа. Все оригинально. Кабаре неожиданностей. Уголок Востока. Бар Америкэн. Исключительный успех “Три аршина морали” (цензурованная нагота) Юрий Морфесси. Цыганские и русские песни – Анна Степовая. Песенки мистера Алли: Юлия Герман. Итальянский ансамбль и т. д. Два оркестра. Конферансье мистер Алли. Съезд к 5 часам вечера. Оркестр Жана Гулеско. Цены умеренные. Вход бесплатный».

К 1922 году русские стали покидать Константинополь. Отправился в путь и Гулеско. Сначала в Германию. Актриса Варвара Кострова вспоминала:

…В 1923 году я… встретилась с Есениным в Берлине, куда приехала на гастроли. В квартире издателя, инженера Благова, было устроено чтение новой пьесы Анатолия Каменского «Черная месса». Среди присутствовавших были Алексей Толстой, Сергей Есенин и др. После обмена мнениями о пьесе мы все поехали в какой-то ресторан, где пели цыгане и играл скрипачвиртуоз Гулеско. Заняли отдельное зало; Каменский и Толстой увлеклись составлением меню, а я с Сережей уселись в отдаленный уголок и вспоминали прошлые юные годы…Кругом вертелся, всем надоедая, бездарный Кусиков с неизменной гитарой, на которой он плохо играл, вернее, не умел играть. Тот самый Кусиков, которого язвительно высмеял Маяковский: «На свете много вкусов и вкусиков. Одним нравится Маяковский, другим – Кусиков»[31].

Но в охваченной кризисом стране бюргеров Гулеско не задержался, как и большинство эмигрантов, он устремился в Париж. На берегах Сены Иван Тимофеевич быстро находит работу в шикарном кабаре. Скрипач О. Рейсон вспоминал: «…На одном из таких собраний я услышал игру знаменитого румынского скрипача Жана Гулеско, все пальцы которого были унизаны кольцами с драгоценными каменьями. В квартетах Гайдна и Бетховена он каждый звук украшал и варьировал. Я был изумлен таким исполнением и не смог узнать знакомых произведений…»

Шли годы, подрастала дочка Лидочка, уже с середины 30-х годов она начинает выходить на сцену вместе с отцом. В это же время произошло знакомство молодой певицы с кланом Димитриевичей. Красавица Валя стала для Лиды наставницей, дала подруге первые уроки вокала, объяснив, как выжать из подгулявшего клиента «золотую» слезу. Мастеркласс оказался полезным: Гулеско не только стала блестящей певицей, но и проявила себя в роли успешного ресторатора. Очарованный красотой молодой артистки завсегдатай «Шахерезады» художник Борис Пастухов написал ее портрет, хранящийся ныне в частном собрании. Где обитала семья Ивана Тимофеевича в годы оккупации Франции нацистами, неизвестно. Но сразу после окончания войны отец и дочь возвращаются в кабаре. В 1953 году Жан Гулеско ушел из жизни. Последним пристанищем музыканта стало Сент-Женевьев-де-Буа. На его могильном памятнике скульптор выбил скрипку и