Серко несколько секунд помолчал, как бы раздумывая отвечать на этот вопрос или нет, затем сказал:

— Никто из нас не говорит никому об этом, но тебе скажу. Из всех нас, характерников, я последний. Правда, еще Иван Богун немного, самую малость, смыслит в чародействе. Да и то Ивана чарам обучал я сам во время осады Азова, а учитель из меня аховый. Да и времени у нас на обучение, сказать по правде, не было. Вот он и способен разве что морок навести или взгляд отвести.

Он умолк и в кабинете гетмана воцарилось молчание. Затем Хмельницкий сказал:

— Прости, друже, что невольно разворошил трагические воспоминания твоего прошлого. Однако тебе пора собираться в дорогу, ты только там поаккуратнее с Потоцким, нельзя его убивать, а то горя не оберемся.

— Будь спокоен, гетман, — твердо ответил Иван, вставая из — за стола, — Потоцкий умрет, но не сейчас. Я подарю ему отсроченную смерть.

Глава пятнадцатая

Отъезд из Чигирина

Иван не стал тратить время на долгие сборы и выехал из Чигирина в тот же вечер. Путь предстоял не близкий, почти шесть сотен верст, от седого Днепра до верховий Днестра. Но Серко расстояние не смущало, он двигался прямым путем — до Умани, оттуда на Ладыжин, а там уже и до Каменца рукой подать. Предоставив умному коню самому выбирать себе дорогу и аллюр, сам он, мягко покачиваясь в седле, погрузился в воспоминания, растревоженные разговором с Хмельницким…

… В то морозное декабрьское утро, оказавшись в объятиях не чаявших уже его больше увидеть Кривоноса и Верныдуба, Иван не знал еще, что пока он находился в польском плену, ситуация в казацком таборе резко изменилась. Потеряв много людей в результате атаки польских, драгун, ворвавшихся в табор вслед за обратившейся в бегство казацкой конницей, Павлюк в тот же вечер оставил за себя Дмитра Гуню, одного из известных запорожских атаманов, а сам, взяв с собой несколько сотен запорожцев, вместе со своим ближайшим соратником Карпом Скиданом, отправился в Чигирин за подкреплением.

Рассказывая об этом Ивану, Кривонос не скрывал своего негативного отношения к поступку гетмана.

— Люди нам, конечно нужны, кто спорит, — хмуро заметил он, — но в такой сложной обстановке бросать свое войско гетману не к лицу. Пусть бы Скидан сам ехал за подкреплением, а Павлюк должен был остаться и организовать оборону здесь. Попомни мое слово, уже сегодня в таборе рокош начнется.

Действительно, уже к обеду прогнозы Кривоноса стали сбываться. До рокоша пока дело не дошло, но реестровые казаки уже открыто возмущались уходом гетмана, называя его поступок «позорным бегством» и требовали вступить в переговоры с Потоцким. Запорожцы стояли за Павлюка.

— Гетман отправился за подмогой, — кричали они, потрясая саблями. — Он не изменник! И никаких переговоров не нужно, с ляхами нам толковать не о чем. До дидька переговоры!

Посполитые, которых среди восставших было большинство, поддерживали запорожцев.

Учитывая начавшиеся в таборе волнения, Гуня собрал малую раду из реестровой старшины и куренных атаманов.

— Я не очень уверен, что гетману удастся собрать значительное подкрепление, — взял слово Томиленко, бывший гетман реестровиков. — Но важно, что и Потоцкий вчера потерял немало своих людей. Для нового сражения сил недостаточно и у него, и у нас. Предлагаю начать организованный отход к Чигирину. Ляхи, конечно, будут нас преследовать, но, если Павлюку удастся собрать хоть какое — то количество казаков и соединиться с нами, мы, на худой конец, можем вступить с ляхами в сражение.

Были и другие предложения, в частности, заняться укреплением табора и дождаться подхода Павлюка. Кое — кто даже предлагал вступить в переговоры с Потоцким.

— Оставаться здесь и ждать гетмана, а тем более вступать с Потоцким в переговоры нельзя, — выслушав всех, резко заявил Гуня. — Павлюк может и не собрать подкрепления, а нам здесь сидеть без толку не с руки, зима начинается, корма для коней негде будет взять, да и провиант на исходе. Сегодня ляхи подсчитывают свои вчерашние потери, а завтра им Конецпольский пришлет новых солдат. Нам же рассчитывать на подмогу трудно. Переговоры, о которых тут говорили, будут только на руку Потоцкому, позволят ему накопить силы. Вот поэтому у нас один выход — пробиваться на Сечь! Встретим по дороге гетмана — хорошо! Не встретим, тоже не страшно. Нам бы до Чигирина добраться, а там уйдем на Левобережье и дальше в зиму ляхи нас преследовать не будут.

На том и порешили. Отступление продолжалось почти неделю, когда, наконец, уже за Черкассами, подошел Павлюк с подкреплениями. Он привел с собой не только около двух тысяч казаков, но и артиллерию. Все воспрянули духом, рассчитывая, что теперь уж точно удастся оторваться от поляков и левым берегом Днепра уйти на Запорожье, но гетман решил иначе.

— Потоцкий преследует нас по пятам, — сказал он, — надо дать ему бой, иначе он не отстанет. Подойдем поближе к Днепру, там выберем удобную позицию и еще посмотрим, чья возьмет!

Но к несчастью в завязавшемся сражении одержали верх поляки. Тогда, 20 декабря, в бою у села Боровица, что стоит на самом берегу Днепра, восставшим не повезло. Собственно, сражения, как такового, и не произошло. Изменили реестровики, которым Потоцкий через своих лазутчиков обещал полное прощение. В самом начале боя они захватили в плен Павлюка и Томиленко, а затем перешли на сторону поляков. Гуне и Скидану не оставалось ничего другого, как, собрав оставшихся запорожцев, перейти на Левобережье. Часть крестьян, примкнувших к восстанию, ушла с ними, большинство же разбежалось и попало в руки поляков. Потоцкий свое обещание, данное тем реестровым казакам, что перешли на его сторону, выполнил. Он сменил им всю старшину, назначил старшим Ильяша Караимовича, а затем вслед за отступающими запорожцами тоже переправился на ту сторону Днепра. Однако преследовать уходящих на Сечь казаков он не стал, а направился в Лубны, где разгромил еще один казацкий отряд полковника Кизименко.

Так несчастливо закончилось восстание Павлюка, но зато отступая на Сечь, Иван повстречал в отряде Гуни своего отца, который, оказывается, уже целый месяц воевал рядом с сыном, но они оба не знали об этом…

Той зимой Запорожская Сечь напоминала растревоженный муравейник. Все понимали, что с народным восстанием отнюдь не покончено, просто стороны на зиму взяли обоюдную передышку. Антипольским настроениям и еще большему ожесточению народных масс против своих панов способствовала карательная политика Потоцкого, который захваченных в плен участников восстания, приказывал повсеместно сажать на кол. Тем, кому