устроят Филоненко засаду, то обойти ее незаметно ему самому будет очень тяжело. В то же время ему не давала покоя одна мысль, которая уже несколько дней угнетала его.

— Ваша милость, — обратился он к Гуне, — я сделаю все, что от меня зависит. Но позвольте задать вопрос?

— Конечно, — отозвался гетман, — спрашивай?

— Подход подкреплений дело важное, — сказал Иван, — но у Филоненко всего полторы от силы две тысячи казаков. Разве можем мы с этими силами продолжать войну с ляхами?

Гуня с заметным уважением взглянул на него и серьезно ответил:

— А ты далеко не глуп. Это тот вопрос, который я сам себе давно задаю. И на твой честный вопрос дам такой же честный ответ: наше дело проиграно. Мы не можем продолжать борьбу с ляхами даже если не один Филоненко, а десяток их придет нам на помощь. Слишком большие силы у ляхов, а между казаками нет единства. Время казацких войн, начатое при Жмайло, закончилось. Дождемся Филоненко и будем уходить на Дон. Вот такой мой ответ, сынку!

Серко с минуту помолчал, затем поклонился гетману и вышел из шатра. Слова Гуни не явились для него полной неожиданностью. Иван и сам понимал, что тремя или пятью тысячами казаков, не считая примкнувших к ним крестьян, воевать с регулярными войсками Речи Посполитой невозможно. Но теперь он, точно зная замысел гетмана и сам уходя на рискованное задание, обязан был прежде всего позаботиться об отце. Единственным выходом было переправить его через Днепр на тот берег, чтобы он возвращался домой в Мурафу.

Дмитро Серко узнав о планах сына сначала категорически воспротивился уходить из лагеря, но, когда Иван объяснил ему, что восстании по сути окончено и Гуня собирается уходить на Дон, вынужден был согласиться. У Ивана в плавнях на Суле было припасено несколько рыбацких лодок. В одну из них он посадил отца, сказав:

— Когда стемнеет, выйдешь в Днепр и переправляйся на ту сторону. Оттуда, что до Чигирина, что до Черкасс рукой подать. Вот деньги, купишь себе коня и одежду побогаче, да и поезжай в Мурафу, никто тебя не задержит. Опасно только пока в Днепр не выйдешь, там в устье Сулы ляхи могут дозор выставить. Так что будь осторожен, пробирайся под берегом, лучше всего под утро, когда сон крепче.

Он протянул отцу увесистый кожаный кошель с золотыми монетами, который тот бережно спрятал на груди. Затем они обнялись на прощание. Не знал Иван, что видит отца в последний раз. В Днепр тот выплыл на рассвете, но неожиданно наткнулся на байдару, которая патрулировала устье Сулы. Может, Дмитро Серко и сошел бы за рыбака, да при обыске у него обнаружили кошель с золотом. Начальник дозора заподозрил в нем лазутчика и под конвоем отправил к Лащу. Там под пытками он назвал свою фамилию и, надеясь, что спасет свою жизнь, сознался, что является шляхтичем из Мурафы. Когда Лащ спросил есть ли у него сын, он, не зная о том, что коронный стражник является злейшим врагом Ивана, не стал этого отрицать. О том, что в его руках оказался отец Ивана Серко коронный стражник тут же доложил польному гетману.

— В темную его, — распорядился тот, — и охраняйте получше. Поймаем этого щенка, обоих на кол

Глава шестнадцатая

За Днепром

Вечером, когда солнце закатилось за Днепр и лишь багряные отблески дневного светила еще отражались на водной глади могучей русской реки, Серко стал собираться в дорогу. Верныдуб уже заблаговременно отдал необходимые распоряжения, поэтому каждый казак был готов к опасному походу. Запорожцы, как, впрочем, и реестровые казаки, в то время единой формы одежды не имели, одевались обычно в грубые рубахи, шаровары, шерстяные серьмяги (свитки) или короткие жупаны из киндячной (хлопковой) ткани. В холодное время носили еще теплые шерстяные кереи. Одежда была обычно серого цвета, так как крашеная стоила дорого и лишь старшина нередко носила цветную одежду. Словом, по одежде их порой трудно было отличить от остальной народной массы. Однако те, кто находился на государственной службе у старост или в надворных хоругвях, одевались побогаче. Некоторые носили колпаки, обшитые лисьим мехом, кельнские сорочки, епанчи, армяки, делии, сукманы. Те, кто мог это себе позволить, носили ферязи (короткие плащи), емурлуки, кобеняки (та же керея только из сукна). Казацкие шапки были обычно с суконным верхом, с небольшой оторочкой из меха лисицы, волка, лося, серны, но чаще из обычной овчины. Обувались, как правило, в сапоги или в короткие ботинки.

Сотники, полковники, другая старшина могли позволить себе одежду из кармазина разных цветов, скарлата, блавата, лундуша, каруна. Простые казаки удовлетворялись каразеей. У богатых в ходу были кумач и китайка, но не брезговали и киндяком.

Из огнестрельного оружия казаки использовали мушкеты, аркебузы, карабины. Из холодного оружия в ходу были сабли, так называемого «черкасского дела», то есть местного производства, чеканы, кончары, топоры, бердыши. Непременным атрибутом вооружения являлись копья (пики), лук и стрелы.

Снаряжение казаков мало чем отличалось от польского. Сначала использовались кожаные мешочки для пуль, позднее металлические лядунки, пороховницы. Сабли носили или на шнуре через плечо или на специальном крюке у пояса. У каждого казака были ложки, нож, шило, кресало, трубка (люлька). Все это крепилось в кожаных футлярах тоже к поясу, как и кожаные сумки, а также кошельки. Для хранения воды использовались керамические фляги и фляги из олова.

Важным элементом снаряжения казака был шанцевый инструмент, необходимый для рытья окопов и обустройства табора лопатки, кирки, топоры.

Внешний вид личного состава полка, куреня или сотни командиров заботил мало, но вот наличие вооружения, снаряжения, амуниции, шанцевого инструмента и поддержание всего этого в готовности, проверялось тщательно, особенно перед походом.

Хозяйственный Верныдуб любил во всем порядок, поэтому строго взыскивал за небрежное состояние оружия и амуниции. Казаки куреня знали об этом и никому из них гневить великана — есаула не хотелось. Серко же во всем, что касалось войскового хозяйства всецело полагался на побратима.

У польного гетмана не было достаточно сил, чтобы полностью окружить казацкий табор, а тем более, блокировать его. Поэтому Потоцкий и присоединившийся к нему лубенский князь Иеремия Вишневецкий разбили свой лагерь напротив на правом берегу Сулы, не давая Гуне возможности войти в пределы Украйны, получить там подкрепления от местных жителей и провиант. Выделив часть своих войск для охвата казацкого табора с юго — востока, они отрезали восставших и от Запорожья, но, конечно, чтобы перекрыть всю степь и Днепр сил у поляков было недостаточно. Тем более,