нож в спину вогнать. Чуть расслабишься, и зарежет во сне. Так что, не ослабляй хватку, боярин.

- Сполню, княже, - склонил голову Горан.

- Слово и дело, - выдохнул Сегеня, почувствовавший надежду. – Слово и дело.

- Что-о? – повернулись к нему изумленные мужи. – Ты что сейчас сказал?

- Жизни прошу! – с неистовой надеждой смотрел на них Сегеня. – Представлю вам и Чеславу, и дочерей ее. Только жизнь сохраните. Я знаю, где они прячутся.

Горан растерянно посмотрел на князя, но тот медленно покачал головой.

- Кто единожды предал, тому пощады нет. Тем более, такому, как ты. Свою ведь собственную жену готов на смерть привести. Страшный ты человек, Сегеня. Найдем их и без тебя. Может, и впрямь я на воду дую. Баба ведь простая.

- Ты ведь не ответил, - с ненавистью сказал Сегеня. – А мне все равно умирать, так хоть знать буду. Так чем ты лучше меня, сволочь?

- Чем я лучше тебя? – переспросил Само, жестом остановив Горана, который начал угрожающе вставать из-за стола. – Видишь ли, в отличие от тебя, у меня получилось.

Глава 13

Три месяца спустя. Империя.

Константинополь, столица мира, пребывал в унынии. Словно какая-то серая мгла опустилась на его улицы. Люди были хмурыми и тоскливыми, и даже драки болельщиков на скачках проходили без прежнего задора и куража, но зато с какой-то тупой звериной жестокостью. Причина была проста - город обобрали до нитки. Даже золотую церковную утварь переплавили и отчеканили из нее монету, чтобы утолить ненасытную алчность аварского кагана. Двести тысяч солидов! Это просто немыслимо! В прежние времена Империя могла бы позволить себе и не такие расходы. Помнится, Юстиниан Великий потратил на прием персидских послов миллион. Но сейчас, когда страна разорена войной, а богатейшие области захвачены врагом и ничего не платят в казну… Сейчас эта сумма была просто неподъемной, и асикрит Стефан знал это лучше, чем кто бы то ни было. Он, работая в канцелярии Августа, находился там, где билось сердце великой Империи. Там, куда стекалась важнейшая информация со всего мира, за которым неусыпно следили императорские евнухи. Его пьянила новая жизнь. Он и представить себе не мог, насколько сладостно прикосновение к высшей власти, хотя власть в городе олицетворял куропалат Феодор, брат Августа Ираклия. Константин III, сын и официальный соправитель императора, был слишком юн, чтобы заниматься делами. Сам же Ираклий был далеко на востоке, в походе, а Благочестивейшая Августа(1) Мартина сопровождала его. Ее люто, до дрожи ненавидели в Константинополе. Греховная связь дяди с племянницей и была, как казалось всем добрым христианам, причиной тех бед, что валились на Империю одна за другой. Милосердный господь посылал знамение за знамением своим чадам. Потерян святой град Иерусалим, увезен в Персию Крест Господень, найденный еще святой Еленой, осквернили нечестивые огнепоклонники и все почитаемые верующими места. До того не любили императрицу в Константинополе, что в действующей армии и то показалось ей безопаснее, чем в собственном дворце. Слишком много желающих было подсыпать отравы в кубок подогретого вина со специями.

А вот у Стефана все было просто прекрасно. Несчастья, что немыслимой тяжестью придавили и народ, и знать обошли его стороной. Даже урезанное жалование оказалось вдвое выше, чем на прежнем месте. Он переехал в собственный дом с садиком, хотя мог бы жить в одной из бесчисленных комнаток императорского дворца. Он не афишировал свое благосостояние, ведь умеренность в словах изрядно продлевает жизнь. Цены на дома росли, и все говорило о том, что это еще не конец. Далекий брат оказался прав. Клещи вокруг столицы неумолимо сжимались. Испанию уже практически бросили, уведя оттуда все боеспособные войска. Африку держал экзарх Никита, родственник императора, а в Италии римский епископ крутился, как мог, стравливая между собой лангобардских герцогов. Семейные капиталы старинных родов, поставлявших Риму высших иерархов, потоками вливались в церковную казну. Строгий обет безбрачия для священников делал ее единственной наследницей. И именно эти деньги еще держали на плаву стремительно нищающий Вечный Город, который превратился в полудикое захолустье. Не сегодня-завтра Константинополь ждет новая осада, и это Стефан понимал совершенно отчетливо. Донесения разведки, купцов и паломников стекались в канцелярию Августа, формируя совершенно безрадостную картину. Патрикий Бон, руководивший обороной города, тоже это понимал. Опытный воин был весьма неглуп.

Власть! Только сейчас Стефан понял, какова ее сладость. Взлетев на несколько ступенек вверх, он ощущал на себе опасливые взгляды дворцовых бездельников, оставшихся без работы. И впрямь, чем заняться тысячам кубикуляриев и веститоров, когда августейшая чета не одевается и не ест? Их же обоих вообще нет в Константинополе, а потому толпы евнухов кружили разноцветным хороводом вокруг двенадцатилетнего Константина III, принимавшего свою судьбу со смирением мученика. Он олицетворял высшую власть, пока его отец был в Лазике(2), готовясь к встрече с братом тюркского кагана. Туда же отправился и патрикий Александр, новый начальник Стефана. В ставку Августа уехал и личный секретарь императора, чья должность называлась мистик, уехал и каниклий, хранитель императорской чернильницы, заполненной особыми пурпурными чернилами. Важнейшие указы императора писались только этой, безумно дорогой субстанцией, сделанной из морских моллюсков. Все эти люди, как и протонотарий, бывший начальник Стефана, подчинялись лично патрикию, человеку весьма могущественному и опасному. Сам Стефан не раз замечал на себе внимательные взгляды протонотария, который оказался не в силах разгадать причину столь стремительной карьеры совершенно неприметного ранее писца.

Патрикий Александр был тенью государя, а потому тайные дела, внезапные проверки на местах и контроль за расходованием казенных денег всегда вел именно он. Да и разведка Империи тоже замыкалась на нем лично, бесконечной паутиной тончайших нитей опутывая обитаемый мир. Стефан даже представить раньше не мог, сколь обширной и разветвленной эта служба была, сколько людей на нее работают, по своей воле и против нее. И это, воистину, было удивительно.

Империя управлялась через Секреты, которые через многие сотни лет в бывших западных ее землях назовут министерствами. Часть чиновников, сопровождавших Августа Ираклия на войне, назывались Походным Секретом и, положа руку на сердце, они выполняли почти тот же объем работы, что и тысячи служащих в столице. Просто теперь не нужно было собирать визы на каждом документе, как прежде. А раньше, бывало, каждая бумага должна была пройти через три-четыре Секрета и собрать три десятка подписей, вызывая зубовный скрежет самого императора,