Генерал-адъютант Александр Иванович Чернышев, в отличие от Денисова, продолжил службу и одерживал одну победу за другой. В 1821 году Комитет об устройстве Войска Донского переехал в Санкт-Петербург, и здесь Чернышев полностью контролировал его работу. Результатом работы комитета стало «Положение об управлении Войском Донским», которое было готово в 1825 году, однако официально вступило в силу только 10 лет спустя. Столь длительную паузу вызвало множество обстоятельств: смерть Александра I, дело декабристов, Польское восстание 1830 года, неудачи империи в войне на Кавказе. Но Чернышев полностью владел ситуацией. Летом 1827 года атаман Иловайский, считавшийся преданным чернышевским сторонником, подал записку императору Николаю I, в которой критиковал уже готовый проект реформы и предлагал поменять курс преобразований. По словам историка Брюса Меннинга, «Николай лишь мельком проглядел это предложение и сразу передал его Чернышеву, который случайно оказался поблизости». Прошла пара месяцев, и на Дону был новый атаман — Дмитрий Кутейников.

Реформа подвела донских казаков под министерскую вертикаль власти. Екатерина II считала казаков вооруженными крестьянами, а Чернышев превратил Войско Донское в большое военное поселение.

На протяжении почти всего царствования Николая I Александр Чернышев занимал пост военного министра.

Каток крестьянской войны Чернышеву и донской аристократии удалось остановить, но недовольство крестьян и их противоречия с казачеством никуда не делись. Время от времени огонь социальной ненависти прорывался наружу, приобретая формы жестокого бунта и кровавого криминала. Еще осужденные на ссылку крестьяне не покинули Землю Войска Донского, а в Хоперском сыскном начальстве случилась беда. 16 сентября 1820 года четыре казака заметили малороссийских крестьян, которые везли в свою слободу лес, срубленный на юртовой (станичной) земле. Казаки решили догнать и остановить своевольников. Крестьяне отказались отдавать лес, а когда казак Павлов попробовал силой его отобрать, один из крестьян свалил его ударом дубины. Несчастный Павлов умер через три дня, крестьяне стали беглыми разбойниками.

Осенью 1820 года в Черкасском сыскном начальстве бесчинствовала банда из семи налетчиков. 6 ноября на Очаковской косе они напали на сотника Андриянова и нескольких казаков, забрали деньги и одежду своих жертв и скрылись. Спустя шесть дней эта же «великолепная» семерка разграбила обоз помещика Муратова, который лишился «повозки с лошадьми и товаром на 3000 рублей и денег 1500 рублей». За бандой по Дону и Кубани гонялась специальная казачья команда, но поймать налетчиков долго не удавалось.

Донских помещиков крестьянское восстание ничему не научило, и некоторые из них продолжили жестоко тиранить своих крестьян. В начале 1840 года помещица Попова (вдова войскового старшины Степана Попова) обвинила в смерти своей дочери Анны крестьянина Устина Балабина, который якобы навел на девицу колдовскую порчу. Попова избивала Балабина, его жену и ребенка шиповником. Одну из дворовых девок заставляла лизать раскаленное железо, а Балабина, после пытками вырванного признания, отправила на ежедневную работу в тяжелых оковах.

Войсковой уголовной суд признал помещицу Попову виновной, но вынести приговор не имел полномочий. На подобные дела требовалось высочайшее соизволение царя. Однако на имение Поповой все же была наложена опека.

Крестьяне продолжали добиваться воли. Рано утром 27 ноября 1825 года крестьяне помещицы Чаусовой пришли на господский двор и объявили, что больше никаких работ исправлять не будут и тотчас отправляются к царю Александру I, который пребывал в Таганроге, для подачи прошения о вольности. О том, что император умер десятью днями ранее, крестьяне еще не знали. Помещица Чаусова попыталась взять под стражу зачинщиков свободоискательства, но за них вступились все остальные крестьяне и отбили товарищей.

22 мая 1843 года в Сухановский хутор из Новогригорьевской станицы приехал хорунжий Аврамов с семьей. Их сопровождал отряд из десяти казаков. Помещик явился за своим беглым крестьянином Константином Чупатовым, а также за его женой и тремя дочками. Несколькими месяцами ранее Чупатов с семьей бежал от помещика на поиски лучшей жизни. Чупатов возвращаться отказался и крикнул: «Наши, сюда!» За мгновение вокруг беглого собралась группа таких же помещичьих крестьян с дубинами и кольями. «Бейте всех до смерти!» — прорычал Чупатов, и крестьяне бросились на казаков. Отряд Аврамова обратился в бегство, сам хорунжий в панике кричал, что крестьяне совершают страшное злодеяние, которое не останется без наказания. «Нам хоть в Сибирь», — отвечали на это разбушевавшиеся крестьяне. Чупатова и другого крестьянина Крючкова действительно сослали в Сибирь, а остальных участников стычки с казаками били плетьми.

…В 1847 году донской атаман Максим Власов получил донесение сердобольных чиновников, близко наблюдавших порядки на земле помещика Чикилева, которому еще атаман Денисов в 1819 году предписывал не изнурять крестьян работами и повинностями. В донесении говорилось, что чикилевские крестьяне доведены «до самого крайнего положения».

Как известно, декабристы изначально планировали вооруженное выступление летом 1826 года на юге Российской империи. Здесь они могли рассчитывать на сильное числом и связями Южное общество, а также, вполне возможно, на поддержку крестьянства Екатеринославской губернии и Дона, бунтовавшего в 1818–1820 годах и сохранившего надежду обрести свободу.

Осенью 1800 года на Дон приехал генерал Василий Горчаков. Император Павел I послал его сюда для сбора сведений о старообрядцах, которые регулярно находили приют среди донского казачества. Донцы были напуганы строгостями в отношении Евграфа Грузинова и других казаков и не противодействовали новым правительственным репрессиям. Горчаков занимался арестами и допросами, за которыми следовали наказания и ссылки. На исходе ноября в руки Горчакова попался некий бродяга, осмелившийся грубить генералу с «упорством и крайним презрением». О себе смельчак сообщал очень любопытные сведения, которые Натан Эйдельман приводит в книге «Грань веков»: «Я с восточной страны, родом с долу низу и с верху горы. Отец мой небесный Христос, а отца по плоти объявлять не надобно, и матери также не надобно. До прибытия в город Черкасск проживал я всюду, где бог дал, босыми ногами хожу по земле и по чему случится, для того, что не творю волю мою, но волю пославшего мя, а послал меня тот, кому я служу; когда я в мире жил — государю служил, а теперь служу единому царю небесному, ибо невозможно двум господам служити: либо единого возлюбишь, а другого прогневишь. Более сего ничего не скажу, и в том подписуюсь, имя мое Василий».