такой один – недооцененный, непризнанный, обиженный жестоким миром.

А простое наблюдение еще 20-40 таких же непризнанных гениев на собраниях очень быстро ставит мозги на место. Даже лучше, чем программа шагов. И все же.

Сегодня, пока я мылся в душе, меня накрыла мысль об этом. Только немного с другого ракурса. По сути никто из нас не уникальный, не оригинальный и не особенный. Эта идея смешалась с максимой одного индийского гуру о том, что страдания внутри нас, а сам человек готов страдать в любых обстоятельствах – и у помойки, и во дворце. Но не из-за обстоятельств, а потому, что вот так вот. И еще один пазл сошелся в моей голове, так как наложился еще один эффект – я заметил, что некоторые ситуации в жизни постоянно повторяются.

Например, хамство. Это же все наше, исконно-посконное. Было есть и будет. Или недовес в магазине. Или просто обман. Или грубость соседа, коллеги, начальника. Раньше мне казалось, что что-то может это изменить. Например, деньги. Я понял, что даже если у тебя есть миллионы мир вокруг останется таким же серым, несправедливым и унылым. Да и хамить в магазинах, даже при наличии миллионов, меньше не станут.

И тут в дело вплелась еще одна буддийская максима – если не можешь изменить обстоятельства, измени отношение к ним. Вывод, который я совершил натираясь мочалкой, оказался банален и прост. Мир – это просто набор бездушных функций. Не только ты не особенный, но ничто и никто вокруг тебя не особенные. «Ничто не ново под луной», – так про это писал Карамзин.

Новые люди приходят в наш мир с амнезией и всю жизнь учатся вспоминать. Делают одни и те же ошибки, совершают одни и те же преступления, действуют в рамках одних и тех же догм и парадигм. Следовательно, место конкретного человека, воспитанного окружением и социумом, в данном случае предсказуемо. А с учетом классовости общества, еще и предопределено.

А значит ничто не имеет значения и смысла. Человеческая жизнь просто набор камешков в калейдоскопе. Рисунок меняется, но составные части остаются те же. И даже если ты это понял – ничего не изменится. Нужны ли мораль, нравственные страдания и сама отдельно взятая личность, если намерения, обстоятельства и события не важны? Выходит, что мир – это просто огромный игровой автомат, в котором события обречены повторяться бесконечно. Не до тех пор, пока ты не научишься с ними справляться, а бесконечно.

Вот и опять нахамили в троллейбусе. А ты просто улыбнулся. Раньше мог нахамить в ответ. Еще раньше мог пустить весь день насмарку пытаясь выяснить, чем заслужил такое отношение. Но вселенский юмор заключается в том, что твое отношение к ситуации абсолютно не имеет значения. Кондуктор будет хамить всем и всегда, потому что таково его место в мире. И если даже он изменит свое отношение, то обязательно найдется другой нерадивый юнит, готовый выплеснуть на других свою неполноценность.

И если присовокупить к этому то, что материальная плоскость не особо важна, ведь всегда есть минимальный предел, которого достаточно, а дальше уже роскошь и излишества, без которых вполне можно обойтись, то получается, что все иллюзорно и ничто не важно.

Забавно, что это сверкающее осознание, пришедшее ко мне в душе, тоже не имеет никакого значения и смысла. Потому, что на этой земле всегда можно встретить только неверие, оклеветание, забвение, презрение, гонение и смерть. А еще переиначивание всего, чего угодно. Вот такая круговерть получается. Ничто не имеет смысла и все имеет значение, а степень влияния мира на личность зависит лишь от размеров ее от границ.

ГЛАВА XI. Друг по переписке.

Я докурю сигарету, надену свой черный свитер.

Также все дышит за окнами город родной мой – Питер.

Ходят трамваи по рельсам, в небо летит душа.

Также кристально прекрасна, также собой хороша.

В неполные двадцать четыре я возобновляю бег.

В своей небольшой квартире, на немного совсем человек.

И чайник потертый временем. Водка, чистая как слеза.

Мне нужно вам так немного, немного так нужно сказать.

Пишу я галопом немеренным в такой повторимой ночи,

Что все мои сивые мерины всего лишь: «Молчи, молчи».

И солнце восходит новое, и зеленеет трава.

А боль моя обоснованная и маленький очень я.

***

Никита с Наташей пересекли мост и вернулись к Академии Художеств.

– Ты знаешь своих дедушек и бабушек? – спросил Сфинкс.

– Конечно.

– А прадедушек и прабабушек?

– Нет.

– В том и дело. Вы, люди, лишь мимолетный всполох. Отблески великого на ткани мироздания. У вас нет даже малейшего понимания об истинных размеров мира. Вы даже на можете удержать в голове свою родословную, хотя бы на десять колен назад, вглубь веков. Для нас вы похожи на насекомых или животных, в жизни которых немало смысла. Просто еще одна разновидность сущего, суетливо собирающая материальные погремушки в свои норки, ставшие для вас прибежищем на час, по пути из ниоткуда в никуда.

Сфинкс улыбался краешками рта.

– Что из того, что я не помню свою родословную, если даже такие великие и древние существа заперты здесь вместе со мной. Кстати, туман не щекочет вам пятки, когда наступает? – Никита тоже умел изысканно потушить.

– Значит, ты встретил себя? – сменил тему Сфинкс.

– Да. И теперь мне нужно попасть домой. Я чувствую, что он там, ждет меня.

– Возможно ты и прав, – ответил Сфинкс. – Оставьте здесь посох и двигайтесь дальше. Но перед тем, как идти домой, загляни на могилу предков, Никита. Это необходимое условие.

***

– Слушай, а что было потом?

– Потом?

– После того, как меня не стало. После того, как все закончилось. Ты ведь больше не пишешь песен и стихов? Расскажи, что было потом.

Они шли по Среднему проспекту в сторону дома, недалеко от которого находилось и кладбище.

– Потом я встретил Лиса.

***

Дружба бывает разной. Иногда она очень тесно на граничит с какой-то необычной формой любви. К сожалению, в наше время все понятия смешались и испачкались. Братская любовь, отеческая и дружеская любовь – не все понимают, что это такое. И не все готовы понять или принять. Большинство живет устоявшимися социальными моделями и боится выходить за рамки, чтобы не получать осуждения со стороны соплеменников. Лишь немногие избранные способны в полной мере делать то, что хочется им, а не то, что было навязано обществом.

С Лисом мы познакомились в одной социальной сети, сейчас ее уже нет. Тогда было модно вести дневники и каждый из нас имел свой.