— Давайте, давайте, малыши огры… А мы посмеёмся, — приговаривал Дядюшка Дуб.

Увидев, что вскарабкаться на дерево хоть и сложно, но возможно, огры воспрянули духом. Они снова завыли, а их тошнотворная вонь уже достигла чутких носов Винченцо и Винченцы.

— У-у-у-у, убивать! У-у-у… головотяпы! Кардинал доволен!

Но когда все тридцать огров взобрались на дерево, Дядюшка Дуб испустил боевой клич, которому его обучил один знакомый медведь:

— Р-р-ру-а-а-а!

А затем встряхнулся с такой силой, что огры разлетелись в разные стороны и упали на камни. Они так вопили от ярости, что уши закладывало.

— Бежать. У-у-у-у… Мамочка… — завывали монстры. Вскоре их и след простыл.

Когда они вернулись к кардиналу Рокалио рассказывать о погоне за беглецами, им стало так стыдно, что они принялись лупить и молотить друг друга своими здоровенными ручищами — в ухо, в нос, в пузо.

А Винченцо и Винченца тем временем обнимали старое дерево.

— Друг, спасибо тебе! Ты спас нас! Мы — Винченцо и Винченца.

— Я знаю, кто вы. Я много раз слышал, как вы поёте! В ту пору вы ещё жили у себя дома во Флоренции и служили в театре. И знаете, никто никогда не пел так, как вы. Кстати, можете обращаться ко мне, как все: Дядюшка Дуб. А моё настоящее имя… Впрочем, это долгая история.

— Хорошо, мы будем называть тебя Дядюшка Дуб. Но как нам тебя отблагодарить? Ты спас нас. — Тут Винченца коснулась своего живота. Глядя на неё, Винченцо улыбнулся. — Не представляю, что обычно дарят дубам. Прежде мы и вообразить не могли, что деревья умеют разговаривать.

Дерево молчало минут десять. Винченцо и Винченца растерянно переглядывались, но тоже не нарушали тишину.

— Кое-что вы можете для меня сделать, — промолвил наконец Дядюшка Дуб. — Правда, мне немного неловко вас об этом просить.

— Говори, Дядюшка Дуб, не стесняйся! — настаивали Винченцо и Винченца.

— Я живу на свете тысячи лет… — начал дуб, смущённо покашляв. — У меня много друзей. Я столько всего знаю. Я разговаривал с самыми необыкновенными людьми и другими существами. Вы и представить не можете, какие у меня были собеседники. Но никто никогда не учил меня петь.

Винченцо и Винченца переглянулись.

— Дядюшка, мы можем петь для тебя сколько угодно, хоть всю жизнь. Но научить?.. Видишь ли… твой голос… он… не очень подходит для классической оперы.

— Да, ты права, — опечалился Дядюшка Дуб. — Слишком низкий, слишком хриплый — ты это имеешь в виду?

Раньше мы упоминали, что топор, которым Красс ударил по стволу, не причинил Дядюшке Дубу ни малейшего вреда. На самом деле это не совсем верно. Кое-что всё же произошло: в глубине дерева кто-то громко чихнул:

— А-а-а-апчхи!

— Кто это? — удивился Дядюшка Дуб. — Голос вроде знакомый…

— А-а-а-апчхи! — вновь услышали все. А потом кто-то зевнул.

Из дупла высунулась седая растрёпанная голова с белоснежной бородой и живыми, озорными глазами.

Удар топора огров разбудил старого Гварнери!

Гварнери был знаменитым скрипичным мастером. Своим непростым ремеслом он овладел в совершенстве, но для этого ему потребовались долгие годы напряжённой работы. Его смычковым инструментам не было равных во всём мире. Никто так, как Гварнери, не разбирался в сортах дерева и ремонте старых скрипок. Однако был он, помимо всего прочего, чуточку рассеян. Мог заблудиться или вовсе забыть вернуться домой. Иногда Гварнери отправлялся в лес на поиски подходящего дерева, из которого можно было бы изготовить хорошую скрипку. Когда-то в лесу он познакомился с пастухами, а однажды завёл дружбу с семьёй волков и с тех пор мог гостить у них неделями. Заказчикам надоедало ждать, когда же он починит их скрипку, и они шли к другому мастеру. Однако это нисколько не огорчало старого Гварнери. Он был счастлив в окружении своих скрипок, деревянных заготовок, баночек с лаком и клеем. Он обожал лесные прогулки, шёпот ветра и мелодии, извлечённые из инструментов, которые совсем недавно были деревом.

Но как-то раз он отправился в лес не на прогулку, а чтобы спрятаться. Другие скрипичные мастера, завидовавшие искусству Гварнери, подослали к нему наёмных убийц. Они решили расправиться с гением, чтобы самим получать все заказы и изготавливать все скрипки. Дядюшка Дуб спрятал мастера в своих ветвях. Но рассеянный старичок, к тому же уставший от погони и треволнений, больше уже не спустился на землю. Первым делом он проверил, можно ли и тут заниматься своим ремеслом. Потом лёг и забылся долгим-предолгим сном. И так проспал более ста пятидесяти лет.

А разбудил его, как мы уже говорили, удар топора. В этот миг он услышал обрывок разговора Дядюшки Дуба и юных певцов.

— Кхе, кхе. — Старый мастер покашлял, прочищая горло. — Меня зовут Гварнери, — представился он сначала по-итальянски, а затем по-каталански. — Давайте сюда ваши инструменты, я их мигом настрою!

Винченца и Винченцо молчали.

— Если я говорю… тьфу… простите. — Он снова сбился на итальянский, но мигом поправился. — Если я говорю «инструменты», я имею в виду также и хриплый голос этого старика, моего друга. — Он говорил на затейливой смеси двух языков. — Моего друга дуба, который ещё упрямее, чем я. И добрее! Намного добрее! И щедрее!

— Дружище Гварнери, — воскликнул Дядюшка Дуб. — Прости меня! Я начисто забыл о тебе, а ведь прошло столько лет! Ты в самом деле считаешь, что мой голос можно исправить?

— Как это было бы славно, — воскликнули Винченцо и Винченца. — Если бы вы, дорогой Гварнери, настроили Дядюшке Дубу голос, мы бы непременно научили его петь!

— Мне это совсем не сложно. Сейчас, одну секундочку… Кхе, кхе, кхе, — снова закашлялся мастер.

И тогда по всему лесу, по всем окрестностям, по всему прекрасному городу Флоренции пронёсся крик — ликующий, оглушительный, раскатистый:

— Да-а-а-а-а-а! Ура-а-а-а!

Это радовался Дядюшка Дуб. От его крика осы́пались сухие листья, оставшиеся на некоторых деревьях с прошлой зимы, а заодно проснулись те, кто ещё спал.

Но старый Гварнери, Винченцо и Винченца не испугались: наоборот, они тоже радовались вместе с Дядюшкой Дубом.

Гварнери работал не покладая рук, настраивая оперный голос для Дядюшки Дуба.

Винченцо и Винченца поселились в маленьком домике, прилепившемся между двумя ветками, и целыми днями только и делали, что отдыхали и наслаждались жизнью. В одной из комнаток, служившей им спальней, стояли две кровати с матрасами, набитыми чистейшей овечьей шерстью. В подвесных шкафчиках хранились их вещи, панцирь доисторической черепахи служил им столом, а через маленькое окошко они могли выглядывать наружу, оставаясь невидимыми. Живот у Винченцы постепенно округлялся, и вместе с Винченцо они иногда засиживались допоздна, придумывая имя будущему ребёнку. Иногда они спускались на землю и пели свои арии и дуэты. Смолкали птицы, сверчки и цикады. Лес слушал как зачарованный.