Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Случалось и так, что на мотив известных арий Винченцо и Винченца рассказывали свою историю:
Однажды лунной ночью Винченцо спросил Дядюшку Дуба, как случилось, что никто прежде не замечал рядом с Флоренцией такое исполинское дерево. Дуб же издалека видно, а голос его разносится по всей земле!
Дядюшка Дуб был прекрасным рассказчиком. Поэтому иногда он призывал старого Гварнери, который в своей мастерской внутри ствола целыми днями шлифовал и лакировал его голос, и требовал вернуть его на время обратно.
Получив голос, он делился с друзьями удивительными историями. Например, теми, которые мы с вами уже знаем. Подобно могучему колдуну, Дядюшка Дуб мог перемещаться с места на место. Он вытаскивал из земли корни, оставляя после себя глубокую яму, и шагал на них, как на громадных ногах. В путь он пускался, как правило, в новолуние. В такие ночи луна совсем уходит с неба, на землю опускается густая тьма. А вместе с ней — тишина. Дядюшка Дуб выбирал самые нехоженые горные тропы, иначе он бы до смерти напугал какого-нибудь случайного путника, если бы внезапно вырос перед ним из темноты. А потом, глядь — и объявлялся в какой-нибудь далёкой стране или крошечной деревушке. Проснувшись, жители, к своему великому удивлению, обнаруживали его растущим посреди площади или сквера. Вот почему в разных уголках земли издавна рассказывают сказки о деревьях, которые умеют ходить и разговаривать.
— А почему ты выбрал Флоренцию? — спросила Винченца.
Дядюшка Дуб признался, что на самом деле он направлялся в крошечную и никому не известную Серру д’Обак, чтобы там хорошенько выспаться и отдохнуть, как вдруг услышал дивное пение молодых супругов. И он остановился неподалёку от города, чтобы послушать.
— А от чего тебе так хотелось отдохнуть, Дядюшка?
И тогда Дядюшка Дуб рассказал историю о лососе Серапионе и половинке кольца.
История о Лососе Серапионе и половинке кольца
— Древнее и мудрое Северное море давно уже ни на кого не сердилось, — начал старый дуб. — Точнее, почти ни на кого. Но как-то раз оно страшно разозлилось на рыбаков с острова Смолен.
На этом холодном норвежском острове мало жителей. Зато все они — хорошие люди. Одни работают в полях и лесах, другие ловят рыбу.
Но как-то утром рыбаки не рискнули спустить на воду свои судёнышки. Разъярённое море бешено хлестало о берег. Оно расколотило все лодки. Оно грозило людям густыми туманами, смертельными водоворотами, гигантскими волнами, которые того и гляди могли разрушить весь остров, не говоря уже о пристани. «Верните мне его!..» — завывали волны. «Верните!..» — слышали обитатели Смолена, попрятавшиеся по домам.
Виной всему был юный Сигурд, единственный сын Сигруна. Этот Сигурд поймал необычайную рыбу, при том что каждому рыбаку было известно: ни в коем случае нельзя её трогать. Старый Серапион был королём всех лососей. Здоровенный, как дельфин, покрытый золотой чешуёй, старый, как я, и такой же мудрый, — рассказывал Дядюшка Дуб. — Ему, как и мне, было не менее трёх тысяч лет… Как же могло прийти в голову его выловить?
А дело было так. Юный Сигурд влюбился в Катрину, дочь Кнута, старейшины острова. Она считалась богатой невестой. А Сигурд был простым рыбаком. И Кнут запретил дочери и думать о свадьбе.
Но однажды мир перевернулся — что на самом деле случается с ним ежедневно…
Умерла Петра, прабабушка Сигурда, самая старая женщина на острове. Она прожила на свете сто пятьдесят лет. Люди называли её «женщина-тюлень».
На северных островах таких женщин-тюленей считали оборотнями, сильнейшими ведьмами, которые превращаются в тюленей, когда пожелают.
Тело умершей так и не обнаружили. Зато нашли записку, нацарапанную углём, изношенное платье и кусок полотна, испещрённого шрамами, которое выглядело как человеческая кожа. Полотно лежало на галечном берегу, прямо на урезе моря. Записка была совсем короткой. А значение её — таинственным:
«Прощайте, дети, внуки и правнуки. Прощайте, жители Смолена. Прощайте, деревья и цветы, сливочное масло и шоколад. Я возвращаюсь в страну, откуда когда-то пришла в этот мир. Меня дожидаются в ней вот уже сто пятьдесят лет. Всем вам я оставляю на память немного счастья и удачи. Моему любимому внуку Сигурду я завещаю две половинки кольца. Сигурд, мальчик мой, если ты подаришь девушке одну из этих половинок, ничто уже не помешает вам пожениться. Главное, мой дорогой, выбери достойную невесту, будь храбрым и ничего не бойся. В твоих жилах течёт и моя кровь! Ни в коем случае не потеряй вторую половинку кольца, потому что оно обладает великой силой. Никто не может ей противостоять.
Я буду по всем вам очень скучать.
И ещё: если когда-нибудь к вашим берегам приплывёт тюлень, не троньте его. Ему же интересно посмотреть, как поживают жители Смолена… Мы, тюлени, такие любознательные!
Не успели слёзы скорби высохнуть на его щеках, как Сигурд схватил обе половинки кольца. Одну он привязал на шнурок и повесил на шею, а другую бегом понёс Катрине, которая от счастья расплакалась. Она любила Сигурда с детства, с той самой секунды, когда однажды ночью во время грозы под вспышками молний он её поцеловал.
Кнут был в бешенстве, от злости он отгрыз себе усы и прикусил язык. Он понимал, что обязан подчиниться воле женщины-тюленя. Ослушаться заколдованного кольца было очень опасно.
— Так и быть, женитесь, — проворчал он. — Но горе вам, если в день свадьбы у кого-то из вас не будет с собой половинки кольца!
Хитрый и трусливый Кнут задумал украсть половинку кольца у собственной дочери. Сделать это он решил ночью, пока девушка спит.
Но Катрина была умна, как все женщины её рода. Она поняла, что отец задумал недоброе. Первым делом она хорошенько спрятала у себя в спальне свою половинку: завязала её в шёлковый платок и положила в самую маленькую шкатулку (на комоде из китовых костей в её комнате стояло видимо-невидимо всяких ларчиков и коробочек).
Сигурд же, наоборот, гордо носил на шее волшебное украшение, с нетерпением ждал дня свадьбы и не скрывал своей радости.
Как-то ночью Сигурд с друзьями отправился ловить рыбу. По морю гуляли небольшие волны, таинственно и странно блестевшие в лунном свете. Выходить в такое море опасно. Вот уже несколько дней рыбаки не видели хорошего улова, но приближалась зима, и надо было запастись пропитанием впрок.
Волны жадно облизывали борта лодок. Однако рыбаки привыкли к капризам холодного Северного моря. Лишь старый Энрик, которого взяли с собой на случай подмоги, плохо выносил качку. Внезапно необычайно высокая волна — гораздо выше, чем остальные, — обрушилась прямо на Сигурда, будто бы желая смыть его в открытое море. Но Сигурд не поддался. Он был крепкий парень: мускулистыми руками ухватился за вёсла и удержался в лодке. Зато Энрик, который сидел рядом, упал в воду.