— Это было несложно, — парировал Завадский. — Здесь, кроме нас с вами, друг мой, все такие. Внимательно слушаю дальше.

— Он держится соответственно. Посмотрите, он что-то рассказывает князю, но при этом лицо у него бумажное. Даже не кивает. Это выдержка, которая воспитывается с молодых лет.

— Ну, допустим… Мне прямо интересно. Не останавливайтесь, коллега.

— Конечно, он состоятелен, но замок — вряд ли. Во Франции нынче не модно за крепостными стенами жить, — небрежно кинул капитан Лузгин, слегка прищурившись в подтверждение своей мысли.

— Ммм… Зря вы, Леонид Павлович, от стерляди отказались. — Завадский от удовольствия закрыл глаза, нарушив все возможные правила этикета. — По поводу Франции — самонадеянная догадка или можете аргументировать?

— Секунду…

Адъютант с каменным, беспристрастным выражением лица сделал несколько неторопливых шагов в сторону фуршетного стола, выбрал себе канапе и пару тарталеток, после чего вернулся к окну:

— Ну, точно тебе говорю, какой же англичанин станет надевать туфли от Жана-Батиста Ратуро́? Во-первых, англичане скряги, а во-вторых, это вопрос принципа. Какой островитянин купит французские туфли? И, конечно, дела у этого господина с недавних пор идут не лучшим образом.

Завадский, давно привыкший к манере своего друга делать выводы о судьбах людей по их одежде и манере поведения, всегда принимал правила этой игры и выдвигал свои версии наобум, искренне считая, что правильная мысль — это та, что пришла первой. Скептически покачивая головой, он продолжал разглядывать иностранного дипломата.

— Ну ладно туфли, но о делах-то?

— Обувь дорогая, но каблуки начали стаптываться. Для посольского человека, в каком бы ранге он ни состоял, мелочь недопустимая, — доверительно произнёс Лузгин, почти наклонившись к уху собеседника. К ним неспешным шагом приблизился чиновник посольства Подгорский, которого они так ждали.

— Приношу свои извинения, господа. Видите ли, срочные дела в канцелярии… — Илья Михайлович Подгорский едва заметно кивнул и расплылся в искренней улыбке.

— Весьма рад видеть вас в добром здравии, господин Подгорский. — Адъютант ответил взаимной, но едва заметной улыбкой. — Как ваша дражайшая супруга Анна Евгеньевна себя чувствует? Колики её покинули?

Исходя из реакции собеседников, Завадский сделал для себя вывод, что они ведут разговор на какую-то только им известную тему. Обычный вопрос из разряда обязательных при встрече вызвал у них какой-то нездоровый блеск в глазах и ухмылку, свойственную заговорщикам.

— Знаете ли, Леонид Павлович, лондонский воздух совершенно не полезен. Весь этот дым постоянный, туманы… Наша семья благодарна князю, что он нас там не оставил, а перевёл сюда, в Вену. Анна Евгеньевна совершенно страдала от дождливого климата, тем более доктор, кроме шести видов пилюль, прописал ей регулярное тепло и солнце. Его превосходительство господин посол — широчайшей души человек…

Лузгин окинул взглядом зал, будто ненароком отвлёкся от беседы, подозвал официанта со свежим бокалом шампанского, после чего непринуждённо продолжил:

— Не скромничайте, мой друг. Князь забрал с собой в Вену не только два экипажа сундуков и кофров, но и свои глаза, руки и голову. В вашем лице… Александр Александрович, разрешите представить. Илья Михайлович Подгорский. Числился при российском посольстве в Лондоне обычным чиновником. Коллежский секретарь, если не ошибаюсь. Но!

Завадский поднял бокал в сторону Подгорского.

— Я уверен, что после моего чудесного спасения с маскарадом из нашего посольства в Лондоне Илья Михайлович был вправе рассчитывать на повышение.

Пегие бакенбарды Подгорского, обрамлявшие похудевшее за последний год лицо, не шелохнулись. Демонстративно высоко вздёрнув подбородок, чиновник ровным голосом ответил:

— Как всегда, вы проницательны, Леонид Павлович. Титулярный советник с окладом в семьдесят пять рублей серебром в год. Ну, и различные… вы понимаете… специфика службы.

Вопросительный взгляд Завадского выражал некоторое недоумение.

— К вашим услугам, Илья Михайлович. Александр Александрович Завадский. Капитан второго ранга. Прикомандирован к посольству вместо…

— Я осведомлён. Все личные дела проходят через меня, — прервал Завадского титулярный советник. — Мы не будем афишировать ротации нашего штата, тем более посол поручил вам несколько щекотливую миссию, насколько я знаю… Мне же поручено полностью содействовать и ничему не удивляться. Как обычно.

— Илья Михайлович переключился на официоз, но поверьте, друг мой, — обратился к Завадскому адъютант, — это всё напускное. Титулярный советник… Актёр высшего разряда! Вы бы видели, какой из него кучер! А бранится как! Ни одна кобыла его не ослушается! Кроме того, у вашего нового знакомого припасён целый гардероб костюмов на все случаи жизни. От дровосека до лорда. И где-то там, в глубине его логова хранится клей для усов. Вы ведь прихватили с собой из Лондона всё это добро, Илья Михайлович?

— Непременно. — Подгорский с видимым усилием пытался сохранять невозмутимое спокойствие, но его выдал хитрый прищур глаз.

— Леонид Павлович, как я вижу, вы в Лондоне даром время не теряли. И несколько обидно, что о чудодейственном спасении я совершенно не проинформирован, — изобразил обиду Завадский.

— Уверен, у нас ещё состоится длинный вечер с рыбалкой и ухой. Обещаю — всё расскажу, но сейчас поверьте мне на слово. Подгорский — единственный человек, который нам поможет в этом городе. Давайте всё же к делу, господа… Время идёт, а мы изображаем непринуждённую беседу. Вот, Илья Михайлович, к примеру… Поспорили мы тут с моим другом. Вон тот господин, что сейчас наклонился над столом, чтобы выбрать себе волован[29], он француз или англичанин?

Подгорский изящно достал из кармана пенсне на цепочке и водрузил его на переносицу, отчего приобрёл совершенно профессорский вид.

— Это месье де Лузиньян. Второй секретарь посольства Франции. Из старинного дворянского рода, чем неимоверно гордится и всегда пытается это подчеркнуть, но нынче ведёт чрезвычайно скромный образ жизни. Векселя его одолели, он очень много истратил на лечение супруги. Чего только господин де Лузиньян не испробовал. И мышьяк, и экзорцисты, и ученики Алессандро Калиостро. Не смог спасти жену. Пребывает в постоянном упадническом настроении, с ним дел лучше не иметь. Сразу в мистику унесётся. Поговаривают, французский посол им очень недоволен.

Красноречивый взгляд Лузгина заставил Завадского принять поражение:

— Настанет тот момент, Леонид Павлович, когда я перестану участвовать в ваших экспериментах. Я оказался прав лишь однажды, когда под одеждами дьячка угадал попрошайку. Но случилось это только благодаря тому, что я задал ему вопрос об имени легионера, ударившего копьём Иисуса, распятого на кресте[30].