Обстановка накалялась с каждой неделей, эксцессы возникали всё чаще. Импресарио продолжал сохранять монашеское спокойствие, но это удавалось ему до тех пор, пока Бриджид не сорвала представление. Она просто не явилась вовремя, и вместо неё пришлось срочно ставить другую исполнительницу, что вызвало бурю негатива в зале и в утренних выпусках газет. После этого Джованни в ультимативной форме приказал ей прибыть к нему домой для объяснений. Учитывая импульсивный склад мысли солистки, Джованни положил на одну чашу весов перспективу нехороших слухов, которые непременно возникнут, а на другую — возможную истерику примы. В стенах театра откровенного разговора не получится, да и слишком много лишних ушей.

— До уровня дешёвой истерички ты пока не опустилась, но уже близка, — скептически заметил Джованни, отпив глоток прохладного вина и протянув ноги ближе к камину. — Должен заметить, что ни генерал Бекс, ни твой дорогой лорд Клиффорд эту деградацию не оценят.

Бриджид неожиданно вскочила с дивана и так взмахнула рукой, которой держала бокал, что красное вино большим бурым пятном расплескалось на мелком орнаменте синего ковра.

— Как много ценителей! И с каких пор лорд стал моим? Ты хочешь сейчас уколоть меня побольнее, Джованни? — Голос примы перешёл в высокий регистр, что значило предельную степень её волнения. Бриджид в приступах ярости вспыхивала, как хорошая шведская спичка. Потушить её мог только импресарио, и то исключительно потому, что она от него полностью зависела и давно опасалась.

Джованни нехотя поднялся с качалки, сделал пару шагов к пятну на ковре и провёл по нему ногой:

— На кровь похоже.

— Ты мне угрожаешь? — Внезапно личико певицы обрело ангельский вид. Вопросительный, издевательски дерзкий взгляд застыл в её глазах.

Неожиданно резко для своего тучного телосложения импресарио выбросил вперёд левую руку, ухватив мадемуазель за шею. Был бы перед ним мужчина, сильные пальцы Джованни непременно нащупали бы кадык.

Итальянец тут же взял себя в руки, ослабив хватку. Не хватало ещё лишить её голоса.

— Не имею такой привычки, — тихо прошипел Джованни прямо перед её лицом. — Просто предупреждаю. Ты должна знать об этой опасности. Когда понимаешь, откуда ждать удар, мозг оживляется и принимает правильные решения. А они сейчас очень важны. Что происходит? Что за истерики? По какой причине ты потеряла рассудок и самообладание?

Бриджид обеими руками вцепилась в его запястье, пытаясь в меру своих скромных дамских сил дать отпор, но итальянец её сопротивления даже не заметил.

— Ты запомни, моя дорогая… Миссия наша делится исключительно на двоих. Без меня ты просто яркая, бесполезная соблазнительница, а я без тебя — как скрипач без рук. Как я вижу, мои «руки» последнее время дают слабину… Генерал уверял, что лучшего ассистента в моём деле не найти. Кто заподозрит ветреную оперную певичку в шпионаже? Бекс в людях никогда не ошибался, но тут, похоже, случилось исключение. Генерал далеко. Я — рядом. Считай, что это его рука держит тебя за горло…

Джованни отпустил шею певицы, и та шумно выдохнула. Такой всплеск ярости импресарио стал для неё полной неожиданностью. Всегда спокойный, размеренный, на людях — подчёркнуто любезный, Джованни, как оказалось, мог быть и таким — испепеляющий, презрительный взгляд, покрасневшие то ли от злости, то ли от напряжения глаза, до мертвенной бледности сжатые губы.

— Я не в твоём вкусе, Джованни? Сейчас я увидела в твоих глазах бешенство и ревность настоящего итальянца! — сказала Бриджид, немного прокашлявшись. Она тут же взяла себя в руки, отпила глоток вина и, как ни в чём не бывало, продолжила: — Должна заметить, что твоё хваленое самообладание долго меня водило за нос, но природу же не обманешь, Джованни. Я чувствую твой взгляд спиной. Он застревает у меня между лопаток, когда я ухожу в костюме Кармен в другую сторону кулис. Он раздевает меня, когда я выхожу на сцену. Он ненавидит меня, когда я принимаю цветы от поклонников… Ты любишь меня, Джованни. Но ты никогда не об этом не скажешь. Потому что тебя воспитал генерал. Ты его орудие. А клинок не должен тупиться. Ну что? Я права?

Импресарио подошёл к окну и молча наблюдал некоторое время, как по заснеженному проспекту, сопротивляясь ветру и косым порывам метели, быстро двигались немногочисленные прохожие.

— А совсем ты ополоумел, когда лорд Клиффорд приказал мне соблазнить адъютанта Лузгина. Признайся, Джованни, ведь это так? — Голос Бриджид уже звучал с хорошо различимой ноткой сочувствия.

На фоне сумеречного света, проникавшего в зал через высокое окно, округлая фигура итальянца, закутанная в большущий плед, показалась женщине недвижимой каменной глыбой, которой нипочём ни мощный прибой, ни резкие порывы ветра, ни любое землетрясение. Глыба замерла.

— Ты требуешь от меня самообладания в любой ситуации, а сам ведёшь себя как неуравновешенный юнец. Ты контролируешь каждый мой шаг, но никак не контролируешь себя. Видел бы это всё генерал!

Профиль на фоне окна не двигался.

— Ты ревнуешь, Джованни… И ты знаешь, что это чувство губительно.

Одинокий возница проехал под окнами квартиры итальянца. Снега намело уже столько, что топота копыт было абсолютно не слышно.

— Ты права, Бриджид. Отнеси этот мой взрыв на счёт дружеских переживаний. Не более. Между нами пропала искренность, вот что по-настоящему губительно. Дело — прежде всего, — промолвила глыба возле окна ровным голосом.

— Тогда и вернёмся к делу, — заметила Бриджид, после чего встала, обогнула диван и тоже подошла к окну. — Наш друг Лузгин подобрался слишком близко ко мне.

Джованни удивлённо взглянул на солистку своей оперы. До сих пор она докладывала о постоянных неудачах на этом фронте. Адъютант его высочества Великого князя Константина Николаевича подчёркнуто держал в отношениях с Бриджид дистанцию, несмотря на все её изощрённые чары.

— Капитан расследует дело о террористах. Представь? Его назначили в Третье отделение, да… И теперь он может выйти на меня. Ты даже не знаешь, о ком идёт речь… Профессор филологии. Некто Горянский. Его на днях этапируют из Одессы в Третье отделение Петербурга.

— И что? — озадаченно спросил Джованни. — Чем это тебе грозит?

— Тем, что он собирал в Одессе пожертвования для народовольцев. А меня он знает лично. Он мне деньги передавал. Наш агент в Третьем отделении утверждает, что профессора уже вывезли из тюремного замка. Он интеллигентный романтик, уверовавший в идеи своих студентов. Лузгину не понадобится много времени, чтобы его разговорить. Мне лучше уехать, Джованни. Хотя бы на время. Можно сослаться на что угодно. В конце концов — я что, не имею права тяжело заболеть и уехать лечить нервы куда-нибудь на воды?

— Нет, Бриджид. В этом нет никакой необходимости. Я всё организую. Когда привезут этого профессора в Петербург? — В голосе Джованни певица заметила те нотки уверенности, которые она так ценила в тяжёлые моменты.