— Уходи, Богдан.

— Я не глухой и не слепой, слышу и вижу, что говорят люди.

Даромила подняла руку, чтобы тронуть его за плечо, хотела сказать, чтобы он больше не говорил ни слова, но передумала, опустила взгляд, нахмурилась — и что тут будешь делать? Неужели не понимает, кто Ярополк, а кто он?! Да и зачем? Ведь замужем она, на что надеется?

Сердце снова тяжело бухнуло в груди — молодой воин смотрел внимательно, не как слуга. Признавать, в каком положении она, трудно, да верно плохо получалось собрать осколки своей видимой безмятежности перед другими, а уж убедить в том, что всё хорошо и ладно — тем более. Да как, когда с таким теплом и заботой? Хотелось расплакаться, но Даромила не могла позволить себе такого, в ней взращивали силу и волю, даже пусть всё горит внутри синим пламенем — не покажет этого. Ярополк хоть и надломил, но не сломил, и не бывать этому. Даромила отвернулась, намереваясь оборвать на этом разговор. Богдан не позволил, сжав её локоть. Княгиня пыталась высвободиться, окидывая взглядом двор, ведь те, кто ещё остался, смотрели на них. И что подумают, что скажут?! Даромила попыталось мягко высвободиться, чтобы не привлекать внимания, но куда там. Она спиной считывала эти взгляды и прекрасно понимала, что теперь за этим последует. Не стоило ей выбираться из своего заточения, но теперь уже поздно.

— Ты только хуже делаешь и себе, и мне, — пылко выдохнула она, но Богдан, что каменная плита, не сдвинулся и с места. Синие глаза потемнели.

— Эй, а ну не тронь!!

От зычного голоса Ярополка потемнело в глазах разом, а ноги будто не свои сделалась, ватные. Но даже появление на крыльце князя не заставило Богдана разжать пальцы и отпустить княгиню. Сердце пропустило удар, когда Ярополк саженными прыжками оказался рядом. Он замахнулся, сбив с ног юношу одним ударом. Тот под пудовым кулаком, под медвежьим ударом не устоял на ногах, рухнул в снег. Даромила ошарашенно отшатнулась, когда Ярополк обратил на неё полный лютой ненависти свирепый взгляд. Было дёрнулся к ней, но тут появился Фанвар со своими приспешниками.

— Высечь его. Двадцать ударов кнутом, — бросил он небрежно побратиму. — А после, коли живым останется, выставить вон из детинца.

Те и рады стараться, быстро подхватили юношу, однако просто так он им не дался, попытался вывернуться, ударить наотмашь, да только куда ему с матёрыми мужиками тягаться? Быстро нашли управу, скрутили, заломили руки бунтовщику.

— Ярополк… — вступилась было Даромила за парня, но, напоровшись на пылающий безумной злобой взгляд, закаменела.

— За мной, — приказал князь холодным тоном дрожащей, как осиновый лист, супруге.

Даромила, позабыв, как дышать, молча глянула на удаляющихся мужчин, на подгибающих ногах пошла следом за князем, стараясь не выдавать своего дикого волнения, сжимая трясущиеся пальцы в кулаки. Зеваки, ясное дело, повысовывались наружу, как же пропустить такое зрелище?! Да потом почесать языками за углом, разнося злые сплетни. Даромила всей душой ощутила, как ненавидит она их всех, как ненавидит это проклятое место, ставшее ей темницей. Острыми когтями сжал горло страх, но не за себя.

Двадцать ударов… Да после такого на нём живого клочка не останется! Если вообще выдержит. Да за что?! Что тот попытался позаботиться? Даромила держала голову прямо, с ненавистью точила взглядом широкую спину Ярополка.

Вошли в терем. Внутри никого не оказалось, верно уж прилипли к дверям, подслушивая. Даромила было сделала шаг в сторону женского стана, но тут же цепкая пятерня сдавила шею под затылком, рванула назад.

— Ты куда собралась? Я тебя не отпускал, — гневно прошипел князь и грубо толкнул жену вперёд.

Даромила едва успела ухватиться за косяк двери, чтобы не упасть. Закружилась голова от смешанных в клубок чувств страха и злости. Она шумно втянула в себя воздух, невидяще смотря перед собой, слыша, как за спиной что-то зашуршало, но не успела она обернуться, как толчок в спину отбросил её к лестнице.

— Поднимайся… — процедил сквозь зубы Ярополк.

Даромила подчинилась, внутренне приготавливаясь к тому, что теперь последует, содрогаясь от одной мысли о том. Зайдя в комнату, она вздрогнула, когда дверь за спиной грохнула, едва не треснув. Опасливо покосилась в сторону выхода. Ярополк двигался медленно, гибко и напряжённо, как уж, скидывая шапку, распахивая кожух. В каждом его движении крылась затаённая опасность, которая чувствовалась кожей, и от которой немело под сердцем.

— И ты меня ещё убеждаешь, что верна мне?

Даромила раскрыла рот, чтобы говорить, но передумала, сжала губы. Разве он её слушал когда? Её попытки убедить Ярополка, что она ни в чём перед ним не виновата, он пресекал на корню, не давая возможность доказать.

Князь приблизился, схватив за ворот полушубка, рванул с плеч.

— На глазах у всех обнимаешься, и с кем? — он сдёрнул с неё шапку, швырнул в сторону, пропустил тяжёлую косу через ладонь, глаза его вовсе стали беспросветные, и внутри Даромилы зашевелилось что-то, что заставило её бояться за свою жизнь. Но на языке так и вертелись слова, хотелось сказать в ответ что-то колкое. Вовремя одёрнула себя, ведь тогда Богадну живым отсюда не выйти.

— Я ненавижу тебя, Ярополк.

Тот на короткий миг оцепенел, а потом вдруг его затрясло, он шумно и скудно задышал, сощуривая глаза, рванулся. Свинцовой тяжести пощёчина обожгло щёку, да так, что посыпались искры перед глазами. Даромила, отлетев вглубь полутёмного помещения, наткнулась на стол, опрокинулась на него животом. В два размашистых шага князь оказался рядом с ней, навалился придавливая к столу, задирая подол, раправляя штаны.

— Я заставлю тебя пожалеть… — просипел он над ухом, жёстко и сухо вторгся в неё.

Даромила взвизгнула больше от неожиданности, боль настигла уже потом. Ухватившись за столешницу, она, сжав зубы, сносила его в себе, но с каждым толчком внутри оборвались последние нити здравомыслия, колыхнулась из самого тёмного дна запрятанная обида и жгучая, разрушающая ненависть. Собравшись с силами, что есть мочи пихнула его.

— Не заставишь, никогда! Ты можешь терзать моё тело, но тебе никогда не добраться до меня! — прокричала она, снося, мощные удары Ярополка и касания рук, которые проникли под платье, сминали бёдра, крепко держали, позволяя беспрепятственно врезаться в неё.

— Замолчи! — прорычал он не своим голосом, склонился, требовательно скользя губами по скуле, шее, кусая и стискивая до хруста в лопатках её плечи.

Даромила всё пыталась вырваться, но Ярополк беспощадно придавил её к столу, вынуждая подчиняться.

— Ненавижу, — процедила она сквозь зубы дрогнувшим голосом. Её ум застилал гнев.

Ярополк, достигнув желанного пика, издал хриплый гортанный стон, замер и отстранился, выпуская её. Отступил, сдёргивая с пояса ремень, встряхивая его другой рукой. Не давая жене время для того, чтобы оправиться, рванул на ней ворот платья. То с треском расползлось на спине, как старая, изношенная временем тряпка.