Слуга погрузил салфетку в чашу с горячей водой, в которой плавали лепестки цветов и капли душистого масла, отжав салфетку, возложил её на лицо своего господина. После такой процедуры жёсткие волоски бороды размягчались, и их можно было аккуратно уложить с помощью миниатюрного серебряного гребня.

– Господин, взгляните, – Гектор принял тяжёлое зеркало из рук раба.

– Прекрасная работа! Благодарю тебя, Гектор, – разглядывая своё лицо в зеркале, сказал Идоменей.

– Небольшая трапеза, господин?

– Нет, после. Сейчас одеваться, – он поднялся с кресла.

Слуга хлопнул в ладоши, и в комнату вошли два раба. На вытянутых руках они несли тщательно выглаженную одежду хозяина. Гектор обвил чресла господина мягкой хлопковой тканью с разрезами по бокам. Рабы помогли натянуть длинный ионийский хитон из белого полотна, сборчатые рукава хитона, спускавшиеся до локтей, были перехвачены на плечах маленькими серебряными фибулами. Светло-серый шерстяной гиматий с узкой серебристой каймой по краю, Идоменей перебросил через плечо и закрепил на талии широким поясом с серебряными вставками. Сапоги с коротким мягким голенищем из кожи ягнёнка довершили наряд. Мужчина не носил ювелирных украшений, кроме кольца-печатки с инталией.

Внимательно оглядев своего господина, Гектор довольно улыбнулся. Наряд самого богатого торговца и землевладельца Прекрасной Гавани для несведущего человека представлялся неброским и простым, немногие знали истинную цену шерстяной ткани тончайшей выделки из шерсти голубых коз и кипенно-белому хлопковому хитону. Идоменей прошёлся по комнате, чтобы ощутить, насколько удобно сидит на нём одежда. Он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. В его возрасте, а Идоменею в таргелионе исполнилось тридцать шесть лет, мужчины имеющие хорошее здоровье, быстро восстанавливаются. Идоменей имел рост немного выше среднего и крепкое плотное тело, такая фигура как нельзя лучше подходила характеру этого человека, умеющего твёрдо стоять в жизни на ногах. Возраст и обильная пища со временем, превращают людей с таким телосложением в тучных толстяков, но господин Идоменей был очень скромен и непритязателен в еде, он всегда довольствовался небольшими порциями простых в приготовлении блюд.

– Господин, я лишь возьму свой гиматий, – метнулся было к двери Гектор.

– Нет, мой друг, я отправлюсь в храм один, – Идоменей положил руку на плечо своего слуги, – ты достаточно сегодня потрудился. Не забывай, что ты немолод, и тебе нужен отдых для сохранения сил, иначе хвори начнут одолевать тебя.

– Я слягу, лишь тогда, мой господин, – проговорил растроганный слуга, – когда вы перестанете нуждаться во мне.

– Совсем наоборот, – рассмеялся Идоменей, – когда ты бросишь хлопотать вокруг меня, то сможешь, наконец, зажить своей жизнью, не забывай, что мой отец дал тебе вольную.

– На что мне воля, господин? – недоумевал Гектор, – С молодых лет я при вашем батюшке, а потом при вас…

– Заведёшь жену, детей…

– Жену?! Детей?! – ужаснулся Гектор.

– Для супружества ты ещё не стар.

– А только что сказали, что немолод.

– Немолод для тяжких трудов, для женитьбы как раз. Тебе пятидесяти нет?

– Да как сказать…

– Неужто старше?

– Ой, господин, не занимайте этим ум свой. Уж если собрались – идите, осенний день короток, ночь ляжет быстро, а вам много надо сегодня успеть.

– Ну ладно, не ворчи, ухожу.

Эта шуточная перепалка настроила Идоменея на весёлый лад, и он вышел из дома в прекрасном настроении, Гектор посмотрел ему вслед, а потом поднял глаза к небу, с севера на город надвигалась чёрная лохматая туча, наверное, ночью будет дождь.

Храмовая улица упирается в площадь, на которой находится главный храм Прекрасной Гавани. Недавно обновлённый, он возносится со всеми своими колонами в прозрачную синеву неба и создаётся впечатление, что на этих колонах держится не только двускатная крыша с треугольным фронтоном, но и весь небесный свод. В каких только землях и городах не пришлось побывать Идоменею за свою жизнь, но нигде он не встречал ничего более прекрасного, чем эллинский храм. Даже снаружи было видно, что это сооружение, несомненно, созданное с помощью божественной гармонии, способствовало очищению человеческой души от всего низменного и скверного, помогало простому смертному подняться над обыденностью и направить свой взор вверх, к небу, к мечтам.

Идоменей немного постоял под крышей галереи, чтобы настроиться на соответствующий лад. Внутри храма было тихо и пусто, жители города предпочитали приходить сюда в первой половине дня. Двенадцать олимпийцев под предводительством Зевса глядели на него с высоты десяти локтей. Идоменей по привычке попытался прикинуть, во сколько могла обойтись каждая статуя, но тут же одёрнул себя. Приблизился к Громовержцу, поблагодарил его за дарованную удачу и пообещал принести богатые подарки. Больше всего даров было сложено у статуй Посейдона и Гермеса-умножающего прибыль, что не удивительно – горожане благодарили богов за бескровное завершение сезона мореходства, за помощь в торговых делах.

Стук деревянных подошв о плитки пола заставил мужчину обернуться. Два храмовых раба-иеродула пришли, чтобы убраться у алтарей, узнав Идоменея, они низко поклонились, и один из рабов поспешил удалиться. Идоменей знал, куда ушёл иеродул, и приготовился ждать, раб долго не возвращался, а когда вернулся, то не подошёл к Идоменею. Рабы возились у алтарей, то и дело поглядывая на мужчину. Стук монеты о каменный пол, заставил рабов оставить свои дела и броситься к тому месту, где стоял Идоменей. Они чуть не устроили драку у его ног, но Идоменей не пожелал одарить нерасторопного раба, и ему пришлось вернуться к своей работе, тот, что оказался более проворным, остался стоять рядом с мужчиной, он своей сгорбленной в поклоне спиной выражал полную готовность услужить господину.

– Что верховный жрец, болен? – спросил Идоменей.

– Нет, господин, когда я видел его последний раз, он был здоров.

Такой ответ несколько озадачил Идоменея, он был главным благодетелем этого храма, и никогда верховный жрец не упускал возможности побеседовать с ним наедине. Возможно, какие-то жреческие дела мешали ему поспешить навстречу важному гостю, но насколько он знал, в ближайшие дни не предполагалось никаких пышных торжеств в стенах этого храма. Идоменею показалось слишком унизительным продолжать разговор с иеродулом и он потребовал провести его к верховному жрецу.

– Приветствую тебя, верховный жрец.

Седовласый сухенький старичок, прогуливавшийся в храмовом саду, подскочил от неожиданности, увидев Идоменея, он сердито глянул на иеродула, но тот уже бежал прочь, крепко сжимая в кулаке монетку.

– Идоме…, – воскликнул, было, жрец, но быстро исправился, – господин Идоменей! Вернулись? Рад вас видеть.

Но по выражению его лица было видно, что совсем не рад.

– Эпаф, – Идоменей назвал жреца по имени, потому что давно знал его, ещё до того, как он стал священнослужителем, – к чему все эти церемонии, иеродул ушёл, зови меня по имени.